Выбрать главу

Игорь налил вторую чашку чаю.

– Сахар клади, не стесняйся. Никакого тут мастерства не понадобилось, сама все рассказала. По-моему она довольна.

– Не понял…

– И не поймёшь, даже не пытайся. Ей больше никуда не надо спешить, никому ничего не надо доказывать. Тюрьма – это конец жизни, теперь наконец-то можно просто есть, спать, дышать, молчать. Ты знаешь, что она делает в камере? Целыми днями спит. Она даже поправилась, похорошела. Надо её на освидетельствование к психиатру побыстрее отправить.

Год спустя… Люба

Люба заглянула в кастрюлю, вода вот-вот закипит. Можно бросать пельмени. Звонок в дверь раздался не очень вовремя. Люба быстренько пошла открывать дверь, вытирая руки о фартук. Впустила гостя, мимоходом поцеловала в щёку:

– Коваленко, быстрее заходи, пельмени уже бросаю, сейчас будем ужинать.

– Не понял! Мы же в театр собирались, а ты еще не готова! – возмутился Коваленко. – Зачем я тогда эту удавку напялил?

Он невольно скривился, расслабляя галстук, достал из шкафа тапочки и переобулся. По пути на кухню, снял и бросил на диван пиджак. За последний год из-за не очень аккуратных гостей и жильцов Любина квартира потеряла свой блеск и шик, зато приобрела тепло и уют домашнего очага. Исчезли дорогие, но бесполезные атрибуты роскоши: вазы, напольные часы, фарфоровые статуэтки, появилось множество игрушечных автомобилей разного размера, а так же самолеты, вертолеты, даже поезд.

Коваленко лихо маневрировал между всеми игрушками, разбросанными на полу в гостиной. Наконец добрался до кухни. Аппетитно пахли кипящие пельмени и он невольно сглотнул, вспомнив, что сегодня только завтракал, если так можно назвать чай с печеньем.

За большим круглым столом сидела Любина мама и лепила пельмени. Ей помогал Максимка, он хмурил брови, раздувал от усердия щеки. Пельмени ложились на стол ровными рядами: идеальной формы, одинаковые как под копирку пельмешки, перемежались кособокими, с вываливающимся фаршем. Люба румяная, с мукой на щеке улыбалась каждый раз, как встречалась взглядом с Игорем.

– Заходи, сейчас будем ужинать, – повторила она, – мы уже почти закончили. Мы, понимаешь ли, не рассчитали время, и если бы Максим нам не помог, мы бы вообще до полуночи возились.

Максим согласно закивал.

– И не рассказывай нам, какой ты великий театрал и предпочтешь нашим пельменям прошлогоднюю постановку. Давай уже в другой раз сходим? – попросила Люба.

– Я, конечно, очень хотел посмотреть именно эту постановку, – шутливо поломался Игорь, – но так уж и быть придётся лепить пельмени.

Он вымыл руки, закатал рукава и включился в работу. Потом когда они ужинали, он поглядывал на Любу и невольно вспоминал недавние события. Она была в коме, а он приходил её проведать. Красивая молодая женщина лежала совершенно недвижима, о том что она еще жива можно было понять только по едва уловимому трепету ресниц. Сначала он ждал, что она очнется и поможет ему в расследовании. Потом ему стало ее жаль. Конечно, все думали, что она умерла и он сам способствовал этому заблуждению. Но для всех она не просто умерла, её как будто никогда и не было! Никто не интересовался, где её тело, когда похороны, никто не искал встречи с ее матерью, чтобы предложить свою помощь, ни будущий муж, ни бывший любовник, ни друзья, ни коллеги. У постели Любы дежурила только убитая горем мать. И Коваленко стал приходить просто так, чтобы ей не было одиноко. Конечно, она не могла его видеть и ей было все равно. А он смотрел на неё и чувствовал, что она необыкновенная. А когда она очнулась, он испугался, что теперь у него не будет повода с ней встречаться.

Следствие закончилось, но Люба не исчезла. Она попросила его помощи в оформлении опеки над Максимом. Потом была операция. Вылечить Максима оказалось вполне реально, но время было потеряно. Нужно было спешить. Поэтому Люба продала дачу и машину, вычистила все счета оставшиеся ей от Антона и отвезла Максима в Израиль. Операция прошла удачно и теперь врачи утверждали, что Максим сможет учиться в обычной школе. Может быть он пойдет в школу на год позже, но совершенно точно никто не догадается, что этот мальчик до четырех лет не ходил и не разговаривал.

Сейчас Люба искала работу. Пока жили на деньги, которые получали, сдавая квартиру Альбины и Геннадия. Материальную помощь от Коваленко Люба не принимала, но с благодарностью пользовалась его знакомствами, организационными способностями и физической силой. Одну из комнат огромной квартиры они общими усилиями превратили в отсек подводной лодки. У Максима теперь был настоящий штурвал, за иллюминатором искусно скрывался большой аквариум. А еще Люба и Максим были рады игрушкам, которые он дарил. Игорь с удовольствием ходил по детским магазинам, выбирал подарки, советовался с продавцами и однажды даже сказал, что выбирает радиоуправляемую машину для сына. Максим разбрасывал игрушки в детской, в гостиной, в спальне Любы, на кухне. Он все время старался, чтобы Люба находилась в его поле зрения. И ей это нравилось, больше они не были одиноки.