– Хорошая идея, я так и сделаю, – отстраненно сказала Женя, ниже склоняясь над бумагами. Если Смоляков появиться здесь еще раз, она может не сдержаться и послать его далеко и всерьез. Даже ее терпение не безгранично.
Никогда еще работа не была настолько тягостной, а рабочий день бесконечным. Женя находилась в напряжении, с чрезмерным энтузиазмом она приступала к решению самых незначительных рабочих вопросов, но внимание быстро рассеивалось, сосредоточиться не получалось. Вернулась утренняя головная боль. Опять не к месту вспомнился нахальный тип, в квартире которого она проснулась, приступами накатывал стыд. К вечеру Женя совсем обессилела. Фоменко отпросилась домой пораньше и как только Женя осталась наедине с собой, полились слезы, чем больше она пыталась их сдержать, тем больше они лились. Пришлось даже замкнуться в кабинете и постараться в конце дня уйти последней, так меньше был риск попасться кому-то на глаза. Не могло быть и речи показаться в таком виде у родителей. Из последних сил Женя собралась и позвонила маме.
– Мам, я сегодня к Тане иду, ее Вовка на дежурстве, а у нее какая-то очередная депрессия, я у нее переночую. За меня не волнуйся, завтра я точно к вам приеду.
– Женечка, у тебя все в порядке? Вчера… Ты заскочи к нам на минутку, а потом иди к Тане. Я рулет с орехами испекла, возьмешь Тане к чаю.
Мама беспокоилась и пыталась что-то прояснить, уловить тревожные нотки в голосе дочери, затягивала разговор. Татьяна жила по соседству с Жениными родителями, зайти и успокоить маму было бы правильно. Но Женя представила мамины глаза, проникающие в самую душу и поняла, что истерики не миновать.
– Все хорошо, мам. У нас с Димой получилось не совсем так, как я планировала, но ведь даже я иногда ошибаюсь,– она попробовала пошутить, надо было срочно сворачивать разговор, чтобы снова не разреветься. – Я тебе все-все завтра расскажу, а сегодня у нас с Танькой девичник. Алло! Мам! Что ты говоришь? Я плохо слышу. Сегодня связь плохая, я перезвоню.
Лучше уж пусть мама немного поволнуется от неведения, чем увидит истерику любимой дочери.
В свою квартиру возвращаться тоже не хотелось. Эта квартира такая долгожданная, с трудом заработанная еще не стала домом. Так как большая часть Жениных доходов уходила на погашение ипотечного кредита, денег хватило только на самый скромный ремонт, мебель оказалась недостижимой пока роскошью. Было только самое необходимое: на кухне – печь, мойка, холодильник, стол и старый родительский пенал для посуды, в гостиной – компьютерный стол, шкаф и любимый диван с горой подушек, спальня пустовала. Но до сих пор этого было вполне достаточно. Ведь Женя планировала строить семейное гнездышко в квартире Димы. А свою, скорее всего, пришлось бы сдавать. Сегодня вечером захотелось домашнего уюта и тепла, поэтому Женя забрала машину со стоянки у вчерашнего ненавистного ресторана и поехала страдать к Тане.
Танька, увидев на пороге шмыгающую носом подругу, сочувствия не проявила, с чрезвычайным неудовольствием на лице раскрыла дверь шире. Затем повернулась спиной к гостье и пошла назад на кухню, на ходу бросив:
– Надеюсь, все живы?
Дело в том, что Танька совершенно не боялась всяческих жизненных передряг, таких как потеря работы, разбитая машина, разорившийся банк и потеря крупных вкладов, измена любимого мужа (тьфу, тьфу, тьфу) и т.д. Ее пугали только глобальные события, на которые она лично повлиять не могла, хотя обязательно попыталась бы – цунами, метеоритный дождь, извержение вулкана, и как следствие необратимая потеря близких. Все остальное она могла изменить или хотя бы пережить.
– Все живы, – ответила Женя, переобуваясь в тапочки.
– А по какому поводу сопли?
– За что я тебя люблю, Танька, так это за твое понимание, сочувствие и бесконечное гостеприимство.
Однако, помимо воли Женя взяла себя в руки.
– Не обижайся, – мягче сказала Татьяна. – Это я на Вовку злюсь и по инерции на всех срываюсь.
– А он что, дома?
– На дежурстве. Я ему бутерброды и термос с кофе собрала. Да вот в руки сумку не вручила, на пороге прямо перед дверью поставила, чтобы не забыл. Так он, представляешь, через нее споткнулся, перешагнул и все равно забыл! Ну что за человек! Где мне на них терпения набраться.
По мере увеличения стажа семейной жизни у Татьяны стала проявляться некоторая сварливость. Она объясняла это слишком долгим сидением дома. Действительно, ее деятельной натуре не хватало самореализации. Но что делать, если замуж она вышла в тридцать лет и до тридцати пяти по-стахановски выполнила свое женское предназначение, родив двоих детей – Вовку-младшего четырех лет и Екатерину полутора лет от роду. При отсутствии бабушки-дедушкиной помощи она была вынуждена четвертый год сидеть дома. Это не могло не сказаться на характере. Муж ее, Вовка, нерядовой хирург, семью свою обожал, в слегка располневшей Таньке видел писаную красавицу с покладистым характером. В целом, они были предметом белой зависти для Жени и одновременно полным опровержением ее концепции построения семьи. Но не бывает правил без исключений.