Мы с девчонками жарим шашлыки и сосиски целыми порциями. Все сметается мгновенно. Из спиртного только пиво, и то особым спросом не пользуется. Вся компания сильно поднимается в моих глазах, учитывая, что обдолбаных тоже нет. Периодически все запрыгивают в реку и плывут до лодки, которая является ориентиром сегодняшнего купания. Кто доплывет — получает конфетку. У меня их уже 5, правда, рекорд у парня с длинными темными волосами — 27 штук.
— Он профессиональный пловец, — поясняет Катя. — Я его специально просила особо не выделываться и не мешать веселью.
Кирилл подходит, когда начинает садится солнце. Пора, говорит его взгляд. Уходить дико не хочется, тут так хорошо. Катя — настоящая хохотушка, а Лена, блондинка — невозмутимая, как скала. Они обе мне ужасно понравились.
— Нам пора, — извиняющимся тоном говорит Кирилл Кате, — еще раз с праздником.
— Встретимся еще, мы тут до осени торчать будем, — говорит Катя.
— Может быть — поправляет ее Лена и я ухожу, слыша уже ставшую знакомой перепалку.
— У тебя есть брат Стасик? — интересуюсь по дороге. — Лет тридцать и очень суровый?
— Стас, — поправляет Кирилл, улыбаясь, — Да, примерно такой и есть. Троюродный. Боюсь только не очень общительный, так что я стараюсь никого обычно не обнадеживать.
Вот как, заметил все-таки Катину заинтересованность!
— Он… Как ты?
— Да, мы все как я, — кивает Кирилл. — Познакомлю, когда вернется, если хочешь.
— Ну, если послезавтра у меня ничего не получиться, думаю, я познакомлюсь сразу со всеми, чего мелочится, — бездумно говорю я и тут же глупо смеюсь. Остановиться получается не сразу, смех никак не заканчивается, и Кирилл молча меня обнимает. Он прижимает меня к себе до тех пор, пока смех совсем не проходит и мое дыхание замирает только оттого, что он так близко.
Когда мы подходим к дому, уже почти темно. Я иду в душ и засыпаю уже по дороге в комнату. Еще две ночи до полнолуния.
Сон медленно отступает. Я потягиваюсь, мурлыча что-то под нос. Свежий воздух из окна приманивает меня. Я быстро иду туда и, высунувшись далеко-далеко, хохочу от удовольствия. Прямо передо мной — лес, никаких каменных капканов, никаких запоров, я могу выйти и туда попасть.
Возвращаюсь в комнату, чтоб себя осмотреть. Зеркала тут нет, морщусь недовольно. На мне футболка, я не стала вчера после душа переодеваться. Мне она не нравиться, я ее снимаю. Где что-нибудь красивое?? Начинаю искать в вещах, нахожу розовую сорочку. Плаща нет, злюсь.
Вдруг как удар — Кирилл! Я чувствую, он стоит за дверью и не входит. Боится? Замираю и медленно крадусь к двери. Так и есть — стоит прямо рядом со входом, опираясь на стену, руки сложены на груди. Спокойно смотрит на меня и ничего не говорит. Потом он понимает, что я раздета и вздрагивает. Нет, взгляд не отводит, только концентрируется на лице.
— Кирилл… — шепчу я. Он молчит.
Почему я не одета?
Я начинаю медленно кружить перед ним. Он наблюдает за мной, но от стены не отходит. Делаю шаг к нему. Я хочу что-то от него! Хочу его поцеловать, и чтоб он меня обнимал. И я уверенна, у него найдется для меня пара приятных сюрпризов! С нетерпением делаю еще шаг, его глаза расширяются.
Почему он молчит?
Почему я неодета?
Отрываюсь от его глаз и смотрю на сорочку в своей руке.
Потому что… это не я. Меня сковывает страх, но на ней это никак не отражается. Она все еще держит сорочку, но начинает заново кружить вокруг Кирилла. Нет, не она — я.
— Остановись, — прошу я, но она только плечом дергает. И все-таки я ее удерживаю, последнего шага она не делает.
— Какая красивая сорочка, — думаю я, — она отлично подойдет моим глазам, одень ее, — сонно шепчу.
Она снова отрывает глаза от Кирилла и смотрит на то, что держит в руке. Больше ничего не происходит.
Не знаю, сколько это продолжается. Я говорю с ней, пытаюсь обмануть, отвлечь, кричу — бесполезно. Все еще чем-то сдерживаю, но на самой грани. Кирилл нерушимо так и стоит у стены.
Я начинаю злиться. Мне дико хочется дотронутся до Кирилла.
Я в полной тишине, замираю перед броском. Мои руки покрываются чем-то шипящим, я хочу получить Кирилла и мне ничто не помешает! Я поднимаю ногу, чтобы сделать последний шаг и я же в ужасе замираю. И тут… он широко мне улыбается.
Дикая злость охватывает меня дрожью. Он для нее — просто вещь, игрушка, которую она желает получить сейчас, но надолго эта игрушка ее не заинтересует. Но я его люблю, он не вещь, он моя жизнь! Я не позволю тебе обращаться с ним, как с предметом, я в ярости, очень странное чувство — злость внутри злости, как пирожок с начинкой. Нет! С шипением отворачиваюсь и одеваю сорочку.