— Жаль было услышать о вашей утрате, — пошутил он.
Она вздохнула:
— «Порше». Великолепный аппарат. Списан к чертовой матери. Вдребезги.
— Судя по следам, его понесло при входе в поворот. Удар о бордюр поднял машину в воздух, а удар о деревья добил окончательно.
— Думаю, все именно так и было. Ничто не указывает на участие другой машины. Разумеется, машину обследуют, но пока нет причин предполагать механическую неисправность. — Она печально покачала головой: — Некоторые люди просто не заслуживают хороших машин.
Лэпсли посмотрел туда, где двумя группками стояли члены криминалистической бригады.
— Что с водителем?
— Вылез через боковое окно и отполз в заросли. Там мы его и обнаружили.
— Он был мертв?
— Как дуврский палтус на доске у торговца рыбой.
— А что с ним было?
Эмма Брэдбери улыбнулась, показав мелкие белые зубы:
— Видимо, оказался самым крупным неудачником в истории. Даже на той скорости, с которой он ехал, ремень безопасности и подушка должны были спасти ему жизнь, но обломанная ветка дерева пробила окно со стороны водителя и проткнула ему шею. Он, пока полз, истек кровью. — Она указала на группку криминалистов слева: — Он там. Ждем, когда появится судебный врач. Она явно задерживается.
— Нам известно, кто водитель?
Эмма покопалась в карманах и вытащила прозрачный пакет для вешдоков с кошельком внутри.
— Имя — Сазэрлэнд. Наверняка бизнесмен. Лет сорок пять, живет сразу за Хелмсфордом. Похоже, мог возвращаться домой после поздней встречи или что-то в этом роде. Я послала известить его жену.
Поздняя встреча. Торопливый обед в «Литтл шеф» или в «Бифитер» перед долгой дорогой домой, когда слепят встречные фары. Лэпсли хорошо помнил это. Давным-давно кто-то, примостившись в домашнем халате у телевизора, ждал, когда он появится. Кто-то, кому было бы не все равно, если бы он попал в аварию. Давным-давно.
Он встряхнулся и огляделся:
— Если здесь не было другой машины, то кто позвонил в полицию?
Эмма усмехнулась:
— Какая-то парочка, припарковавшаяся неподалеку, чтобы поиграть в машине в кроликов, услышала удар и звук бьющегося стекла.
— Значит, земля действительно содрогнулась под ними, — тихо проговорил Лэпсли.
— Они подъехали, конечно, предварительно приведя в порядок одежду, и, увидев, что произошло, позвонили. Полицейские взяли у них показания и отпустили домой.
Лэпсли переключил внимание на другую группу криминалистов, сгрудившихся над чем-то, лежащим на земле.
— А действительная причина, по которой вы разбудили меня и заставили тащиться в такую даль? Из-за чего мое имя всплыло в компьютере?
— Из-за второго трупа, который полицейские нашли рядом с водителем, когда проверяли, дышит ли тот еще.
— По телефону вы говорили, что что-то связано с его состоянием?
— Думаю, мы имеем дело с «Рассветом мертвецов».
Он кивнул:
— Ладно, давайте посмотрим.
Они вместе пошли к этой группе. Мелкие прутья и ветки хрустели под ногами, и Лэпсли не мог сказать с уверенностью, был ли ударивший в нос кислый запах связан со звуками или хрустом, или с тем и другим. Рассвет уже перешел в утро, и клочок неба, виднеющийся через клапан входа в палатку, был ясным и голубым. Он чувствовал повсюду вокруг себя вкус птиц и зверей.
Они прошли мимо первой группы криминалистов, и Лэпсли не мог не взглянуть на лежащее на земле тело: мужчину, измятого, как и его машина, в темном костюме, блестевшем от застывшей жидкости. Списан к чертовой матери, если воспользоваться словами Эммы.
Вторая группа сгрудилась у чего-то на земле, недалеко от первого трупа. Когда Лэпсли подошел, все будто напряглись, словно не желая делиться своей находкой.
— Главный инспектор Лэпсли, — твердо сказал он. — Что тут у вас?
Руководитель криминалистической группы встал, вытирая обтянутые перчатками руки о спецодежду. Лэпсли доводилось встречаться с ним на других преступлениях несколько лет назад: маленький человечек лет пятидесяти пяти, с выпирающим из-под одежды брюшком и с торчащей строго вверх челкой седых волос.
— У нас тут мертвое тело, — проговорил тот со сбивающим столку сильным ирландским акцентом (последние слова для Лэпсли прозвучали как «мирное дело»). Вкус у его голоса был таким, каким, по представлению Лэпсли, должен быть вкус вина из ежевики: терпким и тонким.