Лэпсли глубоко вздохнул. Воздух казался вялым и безвкусным. Легкие порывы ветра закручивали у дверей в магазины спиральки пыли, напоминающие битву невидимых животных. На всей этой сцене они были самым ярким проявлением жизни.
Пока они шли, Эмма спорила по телефону. Лэпсли улавливал время от времени соленое словцо или недосказанное ругательство. Наконец она захлопнула крышку мобильника и повернулась к нему:
— С группой захвата не получается. Они, видите ли, заняты. Какая-то антитеррористическая операция в Дэгенхэме. Диспетчер говорит, группа освободится примерно через день, но и тогда нет гарантии, что мы сможем их привлечь. Будете ждать?
Лэпсли покачал головой:
— Вам не показалось, что в этом деле нам приходится на каждом шагу бороться за то, чтобы что-нибудь получить? Главный суперинтендант Роуз пытался снять вас с этого дела, полицейские, дежурившие на месте преступления, были, смешно сказать, переведены для обеспечения порядка на футбольном матче, кто-то копался в материалах вскрытия, всякая моя просьба о подкреплении остается без ответа. Что-то за моей спиной происходит, и мне это не нравится. — Он сдвинул брови. — Нет, я поеду по адресу и сделаю это без вооруженной поддержки. Я не стану приказывать вам ехать со мной, но не отказался бы от спутника.
Эмма кивнула:
— Можете рассчитывать на меня.
Брэдбери хотела сказать что-то еще, но тут зазвонил ее мобильник. Она отвернулась поговорить, а Лэпсли воспользовался возможностью, чтобы позвонить главному суперинтенданту Роузу по своему телефону.
Трубку взяла помощница Роуза.
— Это главный инспектор Лэпсли, — представился он. — Хочу переговорить с боссом.
— Он… его нет, он на встрече, — ответила помощница, чуть поколебавшись, но ее голос был сдобрен вкусом сухих специй. Она лгала.
Лэпсли вдруг представил, что возле нее стоит мистер Гехерти из министерства юстиции и слушает разговор. Он отключился, даже не попрощавшись.
— Я попросила в управлении проверить адрес. — Брэдбери захлопнула телефон. — Он числится за некой Роной Макинтайр. Нет никакой информации об инцидентах, связанных с этим адресом, и за ней, насколько известно полиции, ничего не числится. Городской налог выплачивается каждый год, никаких просроченных закладных. Я попросила кое-кого в офисе попробовать достать ордер на обыск, но… — она пожала плечами, — меня не покидает чувство, что возникнет непредвиденная задержка.
— Которая будет длиться как раз столько, чтобы кто-то еще успел добраться на место первым, — продолжил Лэпсли. — О'кей… поехали. Мы уже на полпути туда. И если там готовится преступление, мы можем обойтись и без ордера, а потом объяснить свои действия.
Они тронулись молча. Лэпсли был рад, что Колчестер остается позади. Он был уверен: в городе есть изумительные исторические места и живописные уголки, которые стоит увидеть, но что-то в той улице заставляло его думать об избиваемой собаке, слишком уставшей, чтобы сопротивляться, и просто цепляющейся за жизнь.
Из города они поехали другой дорогой, минуя несколько круговых развязок и современную станцию, слепленную из стекла и металла. В этом-то и заключается проблема архитектуры в наши дни, подумал Лэпсли, крутя руль, все замышляется секциями, которые можно по-разному соединять. Отсутствует общая связь, нет форм, нет структуры. Лишь набор похожих панелей, приставленных друг к другу, поэтому все вокруг выглядит одинаково.
Поездка к сельскому дому заняла чуть больше часа, и Лэпсли обратил внимание, что несколько дорожных стрелок указывают в направлении леса, где нашли труп Вайолет Чэмберс. В зависимости оттого, откуда ехать, дорога через лес была очевидным выбором, если направляться к этому дому. А он подозревал, что убийца как раз туда и двинулся.
По мнению Лэпсли, существовали две возможности. Первая: убийца жил в том доме и по какой-то причине возвращался туда с трупом. Другая: убийца в доме не жил, но все равно хотел оставить труп там. Третья возможность заключалась в том, что дом не имел ничего общего со смертью Вайолет Чэмберс. Однако Лэпсли не хотел об этом думать, отчасти потому, что отчаянно желал сдвинуть дело с мертвой точки, но главным образом потому, что во рту у него стоял вкус клубники, хотя радио было выключено, а Эмма Брэдбери не произносила ни звука. Для него это было неожиданностью, но будет она приятной или плохой, еще предстояло узнать.
У Эммы зазвонил телефон. Через несколько секунд всяких «да» и «ого» она дала отбой и повернулась к Лэпсли: