мягкие диваны. Камин. Здоровая плазма на стене, неожиданно. Искусно спрятанные батареи отопления. Было понятно, что люди, жившие здесь, любили свой дом. Несколько запертых дверей. Широкая лестница наверх, под ней зеркальные двери гардероба. На кухню вела большая, открытая арка. Слышался дробный стук ножа, остро пахло свежей зеленью. Я помедлил мгновение, и пошёл туда. Большая кухня, камин. Современная техника. Медные кастрюли и чаны на стенах. Пучки трав, связанные в косички. У огромного квадратного стола, сделанного на первый взгляд из цельного куска дерева, стояла женщина в белом. Невысокая, худощавая. Седые волосы забраны в аккуратный пучок. Она методично стучала ножом, рядом с ней стояла миска, полная свежих помидоров. Она замерла. Услышала мои шаги. Затем отложила нож, и обернулась. -Здравствуйте, - нахмурила она брови. Затем в глазах мелькнуло понимание, морщинки разгладились. - Вы Александр? -Да. Извините, я без стука. Ваш дом настолько меня заворожил, что я растерял чувство приличия. -Я Нина. - Она вытерла руки о полотенце, и протянула мне одну в знак приветствия. Я пожал. Рука была лёгкой, и такой хрупкой, что было боязно держать её в своих огромных ладонях. - Вы же к Марине? Я кивнул. Нина отодвинула миску с овощами, прошла в гостиную, поманив меня за собой. Села на кресло, жестом указала мне на соседнее. Я послушно сел. -Она приболела. Ничего особенного, переволновалась. Я не выпустила её из дома. -Марина нуждается в вашем одобрении? -Молодой человек. - Голос Нины был сух и строг. - Я ращу эту девочку с пеленок. Её мама погибла при родах. Все хлопоты легли на меня, я её тётя по отцу. И поверьте, это было непросто. Непросто мне и сейчас. Вы отдаете себе отчёт в своих действиях? -Вы меня удивляете. Я не хотел бы вас обидеть, но какое вы имеете право вмешиваться? Диктовать ей свои условия? Мы как-нибудь утрясем все сами. Я не собираюсь похищать её, или просить у вас её руки. -В том то и дело. - Она поджала губы, судорожно стиснула пальцы. Затем взяла себя в руки, расправила складки юбки и чинно сложила руки на коленях. Пальцы слегка подрагивали. - Вы уедете, а она останется. Я женщина, я её понимаю. Тем более, вы первый мужчина, которого она удостоила своим вниманием. Я запретила Ивану и Дмитрию препятствовать вам. Пусть она решит сама. Но вы...не обижайте её, пожалуйста. Она же по сути ребёнок. Мой ребёнок. -Я вас не понимаю. - Этот нелепый разговор вывел меня из себя. Я встал, намереваясь уйти, пошёл к дверям. Если Марина больна, я вернусь завтра. Нина догнала меня у дверей. Коснулась моего плеча в немой просьбе остановиться, выслушать. Я обернулся. В её глазах было столько мольбы, неуверенности, что я остановился, давая ей слово, обещая его выслушать. -Марина больна. Душевно больна. Неужели вы не поняли? Мы добровольные изгнанники в этом краю наших предков. Нам импонирует одиночество. В шестнадцать лет Марина подверглась насилию...сексуальному. И с тех пор мы здесь не рады чужим. Наши люди зависят от нас. А мы от них. Они любят Марину такой, какая она есть. Берегут её. И вы тоже...не обижайте её, пожалуйста. Я стряхнул её руку со своего плеча, и вышел. Завёл лодку, домчался до своего дома. Вытащил её на берег, причал здесь давно обрушился. Широкими шагами добрался до дома, распахнул холодильник, достал бутылку вина. Налил полный стакан, и с пачкой сигарет устроился в тени террасы. Вино было терпким, но вкусным. Холодным, но грело изнутри. Я прикурил, затянулся полной грудью, и позволил себе думать. Марина душевнобольная. Как я сразу этого не заметил? Её постоянное молчание, раскрепощенность, отсутствие каких либо сексуальных запретов, доверчивость на грани разумного. И, быть может, в её глазах был не целый мир, а просто...пустота? Я допил вино, выкурил половину пачки сигарет. Моему здоровому и крепкому организму алкоголя для опьянения было мало, а хотелось забыться. Но идти к тете Любе, выпрашивать ещё бутылку? Нет. Я вернулся в дом, только заметил оставленную на столе еду. Поел, не чувствуя вкуса, и лег спать. Уеду. Утром уеду. Решено. А ночью, вместе с темнотой в моё жилище прокралась Марина. В лунном свете её волосы казались серебряными. Зашла в комнату, не допуская ни капли сомнения в своих действиях, сбросила платье, и скользнула в постель. Коснулась меня своим упругим, прохладным от ночного воздуха телом, окутала облаком волос и запахом моря. И я забылся. Позволил себе утонуть в её теле, в её объятьях. -Марина. - Я обратился к ней, когда страсти отбушевали, а мы лежали, подставляя, нагие тела влажному морскому ветру. - Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста. Она повернулась ко мне. Кожа её была покрыта лёгкой испариной, грудь взволнованно вздымалась. Я не без усилия отвел взгляд от полушарий, дерзко глядящих вверх тугими вершинками сосков. Поймал её за подбородок, и вынудил смотреть глаза в глаза. Её взгляд затягивал в пучины омута, такого тёмного в ночи. Она чуть задержала дыхание, но как всегда промолчала. Я устало вздохнул. -Скажи что-нибудь, - упрямо повторил я. - Хочу слышать тебя. -Зачем?- спросила она. А я успел забыть, как звучит её голос. -Потому что люди разговаривают. Это нормально. -Слова ничего не значат. Можно любить друг друга. Можно слушать шум прибоя. Смотреть в небо. Тебе этого недостаточно? Я первый раз слышал от неё такую длинную фразу. И усомнился в болезни Марины. Звучит, конечно, на редкость высокопарно, но достаточно разумно. А она, вполне довольная собой, повернулась на бок и уснула. Я уткнулся лицом в её волосы и долго лежал, балансируя между сном и явью. Мысли, которые лениво и неотвратимо ворочались в моей голове, тяжелые, тягучие, перетекли в такие же сны. Я видел её, женщину из моего прошлого. Женщину, которая разделила мою жизнь на до и после. И навеки поселилась в моих мыслях. Она была здесь, в этой деревушке. Сидела в лодке, которая качалась в воде, недалеко от берега. Я бежал к ней, и узнавал её. Ее волосы, небрежно сколотые в пучок. Несколько прядей вырвались на волю и своевольно вились. Линию шеи, к которой я столько раз припадал губами. Спину, всегда гордо прямую, всем назло. Все эти черты, детали узнавались и легко читались мной. Я бежал к ней, уже по воде. Она гасила мою скорость, мокрые брюки сковывали движения. А мир вокруг замер в неподвижности. Ни ветерка, ни зыби по воде. Воздух был густым, забивал легкие, оглушал невероятной тишиной. Я боялся не успеть, вновь потерять её. Окликнул по имени. Она обернулась. И вместо привычного взгляда голубых глаз, я увидел светло зелёную бездну. С лица моей любимой женщины смотрели глаза Марины. Я вздрогнул и проснулся. Уже занимался рассвет. Постель рядом со мной была пуста. Я сходил в душ, смыть липкий пот, в котором я был с ног до головы, словно и вправду бежал в надежде в этот раз успеть. Вода была холодной, я ежился, но стоически терпел. Потом пошёл к тете Любе. Долго пил чай с сырниками, ловил её взгляды, в которых явственно читалось любопытство. Тётя Люба пошла в сад, я увязался за ней. Не знал, чем занять себя, а тело уже исцелилось, и требовало нагрузки. -Отошли ранние помидоры, - приговаривала хозяйка, выкорчевывая кусты. - Солений в этом году закрыла видимо-невидимо. Урожайное нынче лето. А зелень эту отжившую, ты хватай охапками и неси в компост. Земля у нас небогатая, скудная. Каждая пядь нашими отцами у камня отвоеванная. Мы её ценим и бережем. Умасливаем. Она неторопливо работала, приговаривая. И так спорилась работа в её сухоньких, нагруженных руках, что и самому хотелось схватить мотыгу и орудовать ею до самого заката. Солнце палило, по спине стекались капли пота, а на душе было удовлетворение. Может, не стоит пока уезжать? Спешить мне некуда, и не к чему. -Иди уже, отдохни, - махнула мне тётя Люба.- Окунись в море, а я на стол накрою. Не без усилия выпрямила спину и ушла в дом. А я пошёл на море. Не искал взглядом Марину и почти не думал о ней. Но, тем не менее, когда время сиесты миновало, я отправился к замку. Уверенно прошёл за ворота. В тени раскидистой груши, на отполированном булыжнике сидел амбал. Я так и не узнал, как его зовут. Деловито строгал что-то из дерева, насвистывал. Увидел меня. Свист оборвался. -Марины нет,- неприветливо буркнул мне. - На море. -Я к Нине, - ответил я, и, не дожидаясь его благословения, пошёл дальше. -Она в саду. За домом, - догнал меня его окрик. Я послушно обошел дом. Здесь начинались сады. Виноград, правда, не так много, как у моей хозяйки. Ровные ряды грядок. Сквозь насыщенную зелень то и дело пробивались головки бархатцев и маргариток. Тропинку пересек ручеек, красиво обложенный камнем, и скрылся в расщелине между валунами. Несмотря на то, что эту землю заботливо очищали от камня, валуны художественно валялись то тут, то там, не нарушая общей гармонии. Нину я нашёл у грядки с какой-то пахучей зеленью. Аромат её был мне знаком, не раз встречал эту траву в своей тарелке. А название нет. Она сидела на земле, подстелив под себя цветастый половичок, и деловито обрывала со стеблей листья. Рядом с ней в ногах сидела молодая девушка и тоже занималась зеленью. Нина вскинула глаза и кивнула мне, приветствуя. Я кивнул в ответ. -Маша, иди в дом. Всю ту зелень, что мы нарвали с утра, надо перебрать, и насушить. -Хорошо, - ответила девушка, и легко вскочив на ноги, отправилась в дом. Напоследок, не удержавшись, бросила на меня короткий любопытный взгляд. -Я хотел сегодня уехать, - сказал я, и уселся прямо не землю. Вырвал с корнем длинный стебель, оборвал с нег