смотря на то, что я уже довольно давно относился к сексу лишь как к способу снять напряжение. Стоял, вспоминал. И понял - полезу. Даже если прогонит. Всегда есть шанс, отчего им не воспользоваться. И когда ещё творить безумства, как не южными короткими ночами. Провёл руками по стене, гладкая. Старые камни подогнаны друг к другу на совесть, на века. Зато так же крепко держится и водосток. По нему я и полез. Наплевав на осторожность, думая только об этих чертовых коленках. Расслабился, за что и поплатился. В прежней жизни я никогда не позволял себе такого. От земли я поднялся метра на два, вожделенное окно было все ближе, когда меня схватили за ногу. И резко, без каких-либо прелюдий и телячьих нежностей, дернули вниз. Такого я не ожидал, но на автомате успел сгруппироваться. Упал на камень, который, несмотря на мои ухищрения, встретил меня неприветливо, быстро откатился в сторону и вскочил на ноги. Принял боевую стойку. Их было двое. Обманчивый лунный свет позволил мне опознать одного, того самого потного, с голубым глазом. Его массивное тело тяжело спутать с кем-либо, даже в темноте. Второй был так же высок, но строен и подтянут. Но он вызывал у меня большие опасения. Наметанным глазом я определил - жди от него неприятностей. Слишком уверенно стоит. Грамотно. Знает, как бить и как защищаться. - Тебя предупреждали, что сюда ходить не стоит? - вперёд выступил амбал. Я молча отступил к стене, она прикроет сзади. Рука амбала дернулась вперёд, я легко отбил удар. Надеялся, что они нападут вдвоём. В такой суматохе стали бы мешать друг другу, что мне на руку. Но тот, второй стоял в стороне и смотрел. Я, не сбивая дыхания, отклонялся от ударов, и, улучив момент, сделал подсечку, уронив амбала на землю. Мы не на ринге, кто сказал, что я должен играть честно. Также считал и амбал, потянувший меня за собой за штанину той самой ноги, которая уже подвела меня на стене. Через несколько минут я лежал, скрючившись, пытаясь прикрыть голову, а на меня обрушился град ударов ногами. Боль меня не пугала. Я просчитывал шаги. Считать и думать я умел. И, в отличие от драк, не потерял в этом деле сноровки. А они расслабились, поверили в свои силы, мою беззащитность. Один лёгкий бросок вперёд телом, и я сидел на противнике верхом. Он растерялся. Я нанес несколько ударов, сжал его горло руками, почувствовал, как под ними бьётся его жизнь. Отнять её ничего не стоило. А потом я бы просто испарился, в этом деле я тоже знал толк. Его глаза были открыты, смотрели на меня в упор. Он боялся, и стыдился этого. Амбал замер в стороне, он тоже боялся за своего товарища. Вдруг, меня что-то словно толкнуло. Я поднял голову и увидел в проёме открытого окна её. Лишь освещенный силуэт. Волосы распущены. Она наклонилась вперёд ко мне. - Не убивай его!- крикнула она мне. Её голос прорезал ночную тишину, в которой было слышно лишь наше прерывистое дыхание. Я послушно разжал пальцы, выпустил его жизнь из своих рук. И упал на него сверху, так как пока я разглядывал Марину, амбал подошёл сзади, и огрел меня чем-то по голове. Меня ещё били. Не скажу, что долго, но добросовестно. Затем выволокли за ворота, и бросили на дороге. - Не подходи к этому дому,- сказал, наклонившись, тот, кого я считал главным в их тандеме.- А главное, не подходи к ней. Никогда. Иначе тебе не жить. Даже если мне трусливо придётся нанять для этого умелых людей. - Кто ты ей?- прохрипел я, думая о том, как же неосторожно подставляет он своё горло. Снова. Такой неосмотрительный. И о том, что если он любит по ночам её тело, то просто вскину руки, и одним движением поверну его голову к себе затылком, легко хрустнув позвонками. - Я её брат,- сказал он, сохранив себе жизнь. До дома я добирался вечность. Маленькую такую, локальную. Наполненную болью в побитых ребрах и солёным вкусом крови во рту. Вездесущие камни не хотели уступать мне дороги, ни раз и ни два я, спотыкаясь, падал. Когда добрался до дома, удивился, что ещё ночь. Ни намека на рассвет. Значит, не так долго все и тянулось. Я рухнул на постель не раздеваясь, на мгновение задохнувшись от накатившей боли, и уснул Утро не радовало. Я с трудом дошёл до душа, смыть пот и запекшуюся кровь. Рассмотрел своё лицо в мутном, потрескавшемся зеркале. Мда. Не красавец, но скажем прямо, бывало и хуже. К полудню пришла потерявшая меня тётя Люба. Долго причитала, всплескивая руками. - Да кто же это? Отродясь у нас такого не водилось. Неужели Ванька Степанов? Али Мишка? Да обоих с пеленок знаю, ни за что не поверю! Всех ведь наперечет знаю. И чужих, кроме тебя-то, никого нет. От её причитаний моя голова разболелась ещё сильнее. Но зато она принесла мне таблеток, которые я выпил с благодарностью. Пришлось также попить и куриного бульона. Затем она ушла, а я провалился в сон. Спал я, просыпаясь лишь попить, и избавиться от излишков жидкости за ближайшим к дому валуном, до следующего вечера, больше суток. Потом заставил себя дойти до душа. Поесть бы ещё, но сил не было. Хотя на столе стояла холодная курица, накрытая полотенцем и остро пахнущая чесноком, сыр в блюдце, и большая гроздь винограда. Позже, быть может ночью. На закате, когда солнце медленно тонуло в море, окрашивая мою комнату всеми оттенками красного, двери открылись, и вошла она. Марина. Села на постели рядом, молчала, гладила по голове, перебирала мои волосы. Я повернулся на бок, и уткнулся лицом в её бедро. Гладкое, насквозь морем просоленное. Едва прикрытое коротким платьем. Я скользнул вверх по ноге ладонью - под ним ничего не было. Подумал, не так я и избит. Вполсилы. Бывало и хуже. А рядом самая красивая и загадочная женщина. Да, самая. Подсознание не хотело со мной спорить. Грех не воспользоваться моментом. Я привлек её к себе. Она легла рядом, на бок, стараясь не бередить мои раны. Её глаза вновь оказались напротив моих, и я вновь утонул в них, растворяясь в прячущейся в них бесконечности. Моя рука беспардонно задрала её платье вверх, прошлась по ягодицам, гладкой спине, легла, слегка сжав, на грудь. Марина едва слышно выдохнула, а потом мои раны не волновали не меня, не её. Она пробыла со мной до самого рассвета. Иногда забывалась сном, иногда жарко отвечала на мои ласки, иногда просто лежала рядом, рассеянно выводя узоры пальцем по моей коже. А я так давно не спал рядом с женщиной. Она буквально меня исцелила. Марина ушла на рассвете, так и не сказав за ночь ни слова. Просто встала, позволив мне мгновение любоваться золотым, в первых лучах восходящего солнца телом, натянула через голову платье, и ушла, тихо прикрыв дверь. А я встал, жадно поел такой вкусной курицы, заедая её виноградом и сыром, запивая ягодным морсом. Затем вышел на улицу. Солнце поднималось, но ещё не грело. От моря тянуло сыростью и прохладой. Я скурил две сигареты, зябко ежась и смотря в горизонт. А затем пошёл спать. Сон - лучшее лекарство. Она приходила две ночи. Упоительные, неповторимые ночи. Которые до обидного быстро кончались. А на третье утро пришёл её брат. Бесцеремонно вошёл в комнату, выдвинул на середину стул, сел. Я разглядел несколько ссадин на его лице. Один глаз едва угадывался в залившей его синеве. На шее следы моих рук. Милосердных, заметьте рук. И усмехнулся. Он передернул плечами. -Она приходит?- спросил после лёгкой заминки. -Приходит,- согласился я. -Ты не уедешь? -Нет. И замолчал. Сидел, нервно тарабанил пальцами по колену, обтянутому джинсами, и молчал. Я молчал тоже. Мне было интересно, что же он ещё скажет. И почему так миролюбив? - Я против таких мягких мер. Но тётя решила по-другому. Я не буду с ней спорить. Она женщина, ей виднее. Но если ты обидишь Марину, я тебя из-под земли достану. Где бы ты ни прятался. Пусть положу на это всю жизнь и все свои деньги. - Быть может, она решит сама? -Ты ещё ничего не понял?- он посмотрел на меня с плохо скрываемой жалостью. Встал, и ушёл. Молча, как и его сестра. Что за манеры в этом семействе. Этим вечером она не пришла. Я ждал её полночи, а затем уснул. Утром чувствовал себя уже вполне прилично. Зеркало отразило моё покрытое подживающими ссадинами лицо, отросшую щетину. Бриться было тяжело, мешали боевые раны. Но и пугать людей на улицах не хотелось. Если я, конечно, найду их, этих людей. Моя моторка так и была привязана к господскому причалу. Я завёл её, и поплыл к мысу. Марины не было. Меня мучила неясная мне маета. Хотелось к ней, в её объятия, лицом в волосы зарыться.... Господи, я думал, давно пережил все это, ещё тогда, в школе с Фоминой. Однако мысли мои кричали иначе. Я бороздил прибрежную зону в надежде увидеть её лодку, но нет. Когда становилось совсем жарко, окунался в воду. Наконец, не выдержал. Привязал лодку, и пошёл вверх по каменистой тропе. К замку. Ворота были приоткрыты, меня никто не остановил. Первый раз, я мог оглядеться здесь как следует, при свете дня. И восхитился красотой этой старинной постройки. Серой лаконичностью камня, строгой выдержанностью линий. Даже мхом, который лепился к камню в тенистых углах. Все также радовали взор пурпурные розы. Земля под ними была влажной, несмотря на жаркий полдень. Их холили и лелеяли. Я подошёл к дверям и потянул их на себя. На меня пахнуло лёгким запахом трав и жидкости для полировки мебели. Комната была большой. Сводчатый потолок терялся где-то в вышине. Серый камень стен контрастировал с медового цвета паркетом на полу. На нем там и сям лежали круглые, самодельные коврики всех цветов радуги. Сквозь большие открытые окна струился свет. Я с удовольствием оглядывался. Больши