ла, а я провалился в сон. Спал я, просыпаясь лишь попить, и избавиться от излишков жидкости за ближайшим к дому валуном, до следующего вечера, больше суток. Потом заставил себя дойти до душа. Поесть бы ещё, но сил не было. Хотя на столе стояла холодная курица, накрытая полотенцем и остро пахнущая чесноком, сыр в блюдце, и большая гроздь винограда. Позже, быть может ночью. На закате, когда солнце медленно тонуло в море, окрашивая мою комнату всеми оттенками красного, двери открылись, и вошла она. Марина. Села на постели рядом, молчала, гладила по голове, перебирала мои волосы. Я повернулся на бок, и уткнулся лицом в её бедро. Гладкое, насквозь морем просоленное. Едва прикрытое коротким платьем. Я скользнул вверх по ноге ладонью - под ним ничего не было. Подумал, не так я и избит. Вполсилы. Бывало и хуже. А рядом самая красивая и загадочная женщина. Да, самая. Подсознание не хотело со мной спорить. Грех не воспользоваться моментом. Я привлек её к себе. Она легла рядом, на бок, стараясь не бередить мои раны. Её глаза вновь оказались напротив моих, и я вновь утонул в них, растворяясь в прячущейся в них бесконечности. Моя рука беспардонно задрала её платье вверх, прошлась по ягодицам, гладкой спине, легла, слегка сжав, на грудь. Марина едва слышно выдохнула, а потом мои раны не волновали не меня, не её. Она пробыла со мной до самого рассвета. Иногда забывалась сном, иногда жарко отвечала на мои ласки, иногда просто лежала рядом, рассеянно выводя узоры пальцем по моей коже. А я так давно не спал рядом с женщиной. Она буквально меня исцелила. Марина ушла на рассвете, так и не сказав за ночь ни слова. Просто встала, позволив мне мгновение любоваться золотым, в первых лучах восходящего солнца телом, натянула через голову платье, и ушла, тихо прикрыв дверь. А я встал, жадно поел такой вкусной курицы, заедая её виноградом и сыром, запивая ягодным морсом. Затем вышел на улицу. Солнце поднималось, но ещё не грело. От моря тянуло сыростью и прохладой. Я скурил две сигареты, зябко ежась и смотря в горизонт. А затем пошёл спать. Сон - лучшее лекарство. Она приходила две ночи. Упоительные, неповторимые ночи. Которые до обидного быстро кончались. А на третье утро пришёл её брат. Бесцеремонно вошёл в комнату, выдвинул на середину стул, сел. Я разглядел несколько ссадин на его лице. Один глаз едва угадывался в залившей его синеве. На шее следы моих рук. Милосердных, заметьте рук. И усмехнулся. Он передернул плечами. -Она приходит?- спросил после лёгкой заминки. -Приходит,- согласился я. -Ты не уедешь? -Нет. И замолчал. Сидел, нервно тарабанил пальцами по колену, обтянутому джинсами, и молчал. Я молчал тоже. Мне было интересно, что же он ещё скажет. И почему так миролюбив? - Я против таких мягких мер. Но тётя решила по-другому. Я не буду с ней спорить. Она женщина, ей виднее. Но если ты обидишь Марину, я тебя из-под земли достану. Где бы ты ни прятался. Пусть положу на это всю жизнь и все свои деньги. - Быть может, она решит сама? -Ты ещё ничего не понял?- он посмотрел на меня с плохо скрываемой жалостью. Встал, и ушёл. Молча, как и его сестра. Что за манеры в этом семействе. Этим вечером она не пришла. Я ждал её полночи, а затем уснул. Утром чувствовал себя уже вполне прилично. Зеркало отразило моё покрытое подживающими ссадинами лицо, отросшую щетину. Бриться было тяжело, мешали боевые раны. Но и пугать людей на улицах не хотелось. Если я, конечно, найду их, этих людей. Моя моторка так и была привязана к господскому причалу. Я завёл её, и поплыл к мысу. Марины не было. Меня мучила неясная мне маета. Хотелось к ней, в её объятия, лицом в волосы зарыться.... Господи, я думал, давно пережил все это, ещё тогда, в школе с Фоминой. Однако мысли мои кричали иначе. Я бороздил прибрежную зону в надежде увидеть её лодку, но нет. Когда становилось совсем жарко, окунался в воду. Наконец, не выдержал. Привязал лодку, и пошёл вверх по каменистой тропе. К замку. Ворота были приоткрыты, меня никто не остановил. Первый раз, я мог оглядеться здесь как следует, при свете дня. И восхитился красотой этой старинной постройки. Серой лаконичностью камня, строгой выдержанностью линий. Даже мхом, который лепился к камню в тенистых углах. Все также радовали взор пурпурные розы. Земля под ними была влажной, несмотря на жаркий полдень. Их холили и лелеяли. Я подошёл к дверям и потянул их на себя. На меня пахнуло лёгким запахом трав и жидкости для полировки мебели. Комната была большой. Сводчатый потолок терялся где-то в вышине. Серый камень стен контрастировал с медового цвета паркетом на полу. На нем там и сям лежали круглые, самодельные коврики всех цветов радуги. Сквозь большие открытые окна струился свет. Я с удовольствием оглядывался. Большие мягкие диваны. Камин. Здоровая плазма на стене, неожиданно. Искусно спрятанные батареи отопления. Было понятно, что люди, жившие здесь, любили свой дом. Несколько запертых дверей. Широкая лестница наверх, под ней зеркальные двери гардероба. На кухню вела большая, открытая арка. Слышался дробный стук ножа, остро пахло свежей зеленью. Я помедлил мгновение, и пошёл туда. Большая кухня, камин. Современная техника. Медные кастрюли и чаны на стенах. Пучки трав, связанные в косички. У огромного квадратного стола, сделанного на первый взгляд из цельного куска дерева, стояла женщина в белом. Невысокая, худощавая. Седые волосы забраны в аккуратный пучок. Она методично стучала ножом, рядом с ней стояла миска, полная свежих помидоров. Она замерла. Услышала мои шаги. Затем отложила нож, и обернулась. -Здравствуйте, - нахмурила она брови. Затем в глазах мелькнуло понимание, морщинки разгладились. - Вы Александр? -Да. Извините, я без стука. Ваш дом настолько меня заворожил, что я растерял чувство приличия. -Я Нина. - Она вытерла руки о полотенце, и протянула мне одну в знак приветствия. Я пожал. Рука была лёгкой, и такой хрупкой, что было боязно держать её в своих огромных ладонях. - Вы же к Марине? Я кивнул. Нина отодвинула миску с овощами, прошла в гостиную, поманив меня за собой. Села на кресло, жестом указала мне на соседнее. Я послушно сел. -Она приболела. Ничего особенного, переволновалась. Я не выпустила её из дома. -Марина нуждается в вашем одобрении? -Молодой человек. - Голос Нины был сух и строг. - Я ращу эту девочку с пеленок. Её мама погибла при родах. Все хлопоты легли на меня, я её тётя по отцу. И поверьте, это было непросто. Непросто мне и сейчас. Вы отдаете себе отчёт в своих действиях? -Вы меня удивляете. Я не хотел бы вас обидеть, но какое вы имеете право вмешиваться? Диктовать ей свои условия? Мы как-нибудь утрясем все сами. Я не собираюсь похищать её, или просить у вас её руки. -В том то и дело. - Она поджала губы, судорожно стиснула пальцы. Затем взяла себя в руки, расправила складки юбки и чинно сложила руки на коленях. Пальцы слегка подрагивали. - Вы уедете, а она останется. Я женщина, я её понимаю. Тем более, вы первый мужчина, которого она удостоила своим вниманием. Я запретила Ивану и Дмитрию препятствовать вам. Пусть она решит сама. Но вы...не обижайте её, пожалуйста. Она же по сути ребёнок. Мой ребёнок. -Я вас не понимаю. - Этот нелепый разговор вывел меня из себя. Я встал, намереваясь уйти, пошёл к дверям. Если Марина больна, я вернусь завтра. Нина догнала меня у дверей. Коснулась моего плеча в немой просьбе остановиться, выслушать. Я обернулся. В её глазах было столько мольбы, неуверенности, что я остановился, давая ей слово, обещая его выслушать. -Марина больна. Душевно больна. Неужели вы не поняли? Мы добровольные изгнанники в этом краю наших предков. Нам импонирует одиночество. В шестнадцать лет Марина подверглась насилию...сексуальному. И с тех пор мы здесь не рады чужим. Наши люди зависят от нас. А мы от них. Они любят Марину такой, какая она есть. Берегут её. И вы тоже...не обижайте её, пожалуйста. Я стряхнул её руку со своего плеча, и вышел. Завёл лодку, домчался до своего дома. Вытащил её на берег, причал здесь давно обрушился. Широкими шагами добрался до дома, распахнул холодильник, достал бутылку вина. Налил полный стакан, и с пачкой сигарет устроился в тени террасы. Вино было терпким, но вкусным. Холодным, но грело изнутри. Я прикурил, затянулся полной грудью, и позволил себе думать. Марина душевнобольная. Как я сразу этого не заметил? Её постоянное молчание, раскрепощенность, отсутствие каких либо сексуальных запретов, доверчивость на грани разумного. И, быть может, в её глазах был не целый мир, а просто...пустота? Я допил вино, выкурил половину пачки сигарет. Моему здоровому и крепкому организму алкоголя для опьянения было мало, а хотелось забыться. Но идти к тете Любе, выпрашивать ещё бутылку? Нет. Я вернулся в дом, только заметил оставленную на столе еду. Поел, не чувствуя вкуса, и лег спать. Уеду. Утром уеду. Решено. А ночью, вместе с темнотой в моё жилище прокралась Марина. В лунном свете её волосы казались серебряными. Зашла в комнату, не допуская ни капли сомнения в своих действиях, сбросила платье, и скользнула в постель. Коснулась меня своим упругим, прохладным от ночного воздуха телом, окутала облаком волос и запахом моря. И я забылся. Позволил себе утонуть в её теле, в её объятьях. -Марина. - Я обратился к ней, когда страсти отбушевали, а мы лежали, подставляя, нагие тела влажному морскому ветру. - Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста. Она повернулась ко мне. Кожа её была покрыта лёгкой испариной, грудь взволнованно вздымалась. Я не без усилия отвел взгляд