- Камеру свою поганую убери, а то разобью нахер! - на русском орал доктор, пытаясь отнять у оператора его аппаратуру. Но еще громче орал Эдуард - рыдал, зубами вгрызался в траву, в землю, но никак не мог остановиться. Даже тех, кто вел себя спокойно, заталкивали обратно, в больницу. Крутили руки "бегунам". Андрей по дороге к больнице оборачивался и видел - бежавшие до этого останавливались. Будто спешили на поезд, который только что перед их носом ушел.
Ночью больница выла, хотя в палатах все было спокойно. Как настоящая психбольница, у которой вдруг случилось полнолуние, обострение. Бегали санитары, орали что-то врачи и срывались на них. Из комнаты лучше было лишний раз не высовываться. Андрея при попытке проверить, что происходит, затолкали в палату, захлопнули дверь. Тут оставался только Егор, и тот ворчал нарочито громко, чтобы и Андрей слышал: "Оставили бы ток. Пусть бы подыхали... Раньше надо было подыхать, тут никто не даст..."
Через час от начала переполоха дверь открылась, и в палату вошел заросший бородой Александр, пожал руку Андрею. Видя это, Егор ему руку жать отказался, надел наушники и закрылся с головой одеялом.
- Как это было? - спросил Саша, закуривая. Андрей, все еще завороженный, пожал плечом неуверенно, потом понял:
- Ярко.
- Жаль, я не видел...
- Люди умирали, - обиделся Андрей. Он не знал точно, умерли ли те люди, но это был самый жуткий вариант, и сознание подсовывало только его.
- А что, Андрюша... А тут они небось живут? - подмигнул Саша, изобразив голос умудренного опытом старца. - Могли ли думать все эти великие физики, что их электричество будут через людей пропускать. Пытать, убивать. Или тоже, - он кивнул на Егора, - скажешь, что это лечение у вас такое, а не пытка?
- Я ничего не скажу, - Андрей сел на свое место, запустил пальцы в отросшие волосы. Очень хотелось холодной водой умыться и непременно что-то делать. Не спать. Зудело внутри. - У меня ощущение какое-то приторности. Лицемерия, они же все...
- Ваше поколение, наверное, последнее, которое еще знает, что они люди. Здоровые нормальные люди, которых выставляют как больных. Все, Андрюх. Дальше туше, следующие будут сами в больницы сдаваться... - Саша отвернулся и как-то погрустнел. Стряхнул пепел в стеклянную банку на подоконнике. В палатах курить запрещалось, но сейчас всем было не до этого. - Мы, знаешь... вас тоже как-то... не уважали, что ли.
- Брезговали, - поправил безжалостно Андрей. Сел напротив, как собеседник, готовый слушать все, что ему скажут. Саша вздохнул и кивнул:
- Ну да. Но это как когда в тюрьму попадаешь. Там алкоголики, наркоманы и грабители. А ты сидишь с ними, говоришь и видишь - нет. Это прежде всего люди. Есть и среди них дрянь, есть и среди вас... Но все люди. Все люди...
Докурил сигарету, затушил в банке, думал о чем-то своем. Андрея вдруг рассердил такой тон, эдакий свысока, словно Александр - культурный европеец приехавший просвещать аборигена.
- А поняли, потому что на своей шкуре ощутили?
Саша, как человек более взрослый и опытный, проигнорировал это. У него были светлые ресницы, тонкие пальцы, и плечи прямые, расправленные. Где бы он ни был, его и там не сломали.
- Вы, Андрей, виноваты только в том, что тут родились. А тут давно уже геи во всем виноваты были. Сначала это дурное "У нас плохо, зато мы геев не поддерживаем и не даем им нашу страну в Содом превращать", а потом...
- А потом ввели принудительное лечение и стали сажать туда несогласных, - припомнил Андрей. Саша кивнул, хотя на него не смотрел.
- В стране блажных всегда любили. Не помогало уже сказать: "Да он шизофреник". Их в правительстве шизоидов было больше, и вели они себя агрессивнее. Вот и придумали. С Европой сработало, почему бы всех противников не заклеймить пидорасами. А это все... Не отмоешься, в общем, Андрей.
Андрей это лучше других знал. Именно теперь, в этом разговоре, он понимал, наконец, почему те люди бросались на прутья. И постепенно ему открывалась еще более жуткая картина - а сколько в мире было тех, кто умирал, испугавшись разоблачения и возможности оказаться пожизненно запертым в такой больнице. Андрей представил себе год тут, два, три и десять. Стало тоскливо и тошно.
- Бедные вы дети, - глядя уже на Егора, продолжил Саша. - И бога для вас нет, потому что вам твердят, что ненавидит он вас... И зацепиться вам не за что.
- А вас что, бог любит? - снова попытался уколоть Андрей, имея в виду, что они в одинаковых условиях.
- А он вообще эту страну не жалует. Думает, жили десятилетия без него, и еще поживем.
У Александра скоро схлынуло это воодушевление, хотя он и мурлыкал что-то себе под нос, глядя в окно, на собирающиеся там тучи. Теперь стало заметно, что он похудел, ввалились глаза, столько времени в карцере не прошли для него бесследно.
К вечеру зашли двое из медперсонала, аккуратно собрали пожитки Эдуарда в картонную раскисшую коробку.
- Куда его? - удивился Андрей. Между пациентами и персоналом была огромная пропасть, но что-то, являющееся заменой этикету, заставляло их здороваться, и отвечать на прямые вопросы.
- В дурку, - ответила немолодая, полная медсестра. - Все, добегался.
Андрей ничем не мог помочь, и это тяготило. Даже попрощаться не мог, и постепенно опустошавшееся место наводило еще большую тоску. Выбрался из кровати Егор, словно ему тут мешали, ушел куда-то в коридор. Его не вернули, да и больница успокоилась, выдержала свою войну. Ничего не сказали по поводу окурков в банке Саши. Персонал и между собой больше не разговаривал.
***
Здесь разрешали смотреть порно, были даже комнатки для уединения. Можно было выбрать наиболее интересные пациенту категории. Доктора считали, что просмотр порно с "традиционными" отношениями - залог выздоровления.
А еще здесь были девушки, которых язык не поворачивался назвать шлюхами. Тоже вроде как для терапии. Но Андрей мог сравнить их разве что с военнопленными девушками, которых сгоняли в бараки и принуждали спать с солдатами. И от того было еще мерзее.
Девушки относились к ним, как к мебели, а у Андрея тошнота к горлу подступала, когда его приводили в эту комнату. Ему никогда не говорили, куда ведут, но никогда ничем хорошим появление санитаров после лекции не заканчивалось.
- Просто посидим, - как всегда попросил он. Девушка безразлично кивнула, достала тетрадки из-под кровати, Андрею протянула книгу. Та была скучной, что-то из классики девятнадцатого века, и в другой ситуации Андрей бы ни за что не взялся ее читать, но в этой комнате она успокаивала, убаюкивала.