Тактичности Саши хватило меньше чем на полдня - утром, после подъема, он спросил негромко, настороженно:
- Он сделал тебе что-то? Или пытался?
- Был моим учителем физики, - пожал плечами Андрей. Саша, заправлявший кровать, помедлил, подумал. Решил, что не верит, и уточнил:
- Ты же говорил, что тебе не стыдно.
- Перед собой не стыдно, - быстро нашелся Андрей. Саша был человеком принципиальным. Даже если что-то его и не касалось и безопаснее было бы обойти стороной, он все равно лез туда разобраться. С него сталось бы и морду бывшему учителю набить.
Границы оставались открытыми. Андрей мог бы накопить денег и сбежать в любую страну. Когда он задумывался о случившемся, ему было стыдно перед учителем, словно он, Андрей, своим вопросом предложил ему что-то аморальное. Но не теперь. То, что Павел Семенович сам оказался в клинике, очень сильно меняло восприятие ситуации. Теперь Павел Семенович был не испугавшимся законопослушным гражданином, а человеком, который утопил Андрея, чтобы спасти свою жопу, чтобы не поддаться искушению.
Андрей стал последним приходить в лекторий, выбирать место подальше от знакомого еще по той, прежней жизни. Старался в столовой подсаживаться к Саше с его компанией и следить, чтобы за столом не оставалось пустого места, которое было бы кому занять. А вечера перед отбоем проводил в читальном зале, столовую в это время обходил так, словно там его по-прежнему мог ждать бывший учитель.
***
После процедур Андрей чувствовал себя еще более больным, чем обычно. День после них всегда считался потерянным - больше ничего не хотелось делать, ни к чему не лежала душа.
- Сегодня посиди в библиотеке. Или в кинотеатре, - не отрываясь от книги, посоветовал Саша. Андрей кивнул, потом осознал, что тут не все гладко, переспросил:
- Зачем?
Егор играл в портативную приставку и делал вид, что их тут нет.
- Петр Петрович приедет. Варяжский.
- Кто это? Доктор?
- Политик. Я слышал, как санитары шептались. Он тут раз в год-полтора появляется. Выбирает себе мальчика по вкусу и предлагает поехать с ним.
Смысл доходил не сразу. Андрей, глядя в потолок, переспросил:
- Куда поехать?
- К нему. На ПМЖ, - Саша отложил книгу. - Любит как раз мальчиков младше двадцати. Те, кто с ним уезжает, сюда уже не возвращаются. Я, правда, не интересовался, закапывает он их на заднем дворе, отправляет за границу или к семье.
- А если отказаться? - морщась, как от боли, спросил Андрей. Саша пожал плечами:
- Думаю, все нормально будет. Здесь целая больница тех, кто оказался тут в юном возрасте. С осознанием, что еще вся жизнь впереди. Ты не согласишься - они согласятся. Не слышал, чтобы он тратил время на уговоры или кого-то увозил насильно. Зачем, если тут желающих толпа?.. А ты что же, поехал бы?
- Нет, - устало отозвался Андрей. - Но и в библиотеку не пойду... Тут хотя бы лежать можно.
В тот период пребывания в клинике ему начинало казаться, что всей этой приторной, лживой добротой перед ними как бы извиняются за то, что они призваны быть козлами отпущения. Кто его знает, как там было на воле. Боролся ли кто-то за их права, да и зачем, если они сами себя похоронили? Боролся ли за них кто-то за границей? Быть может, у того видео будут последствия.
А потом понял, что снова ведет себя как "диванный революционер" - ждет, что кто-то придет его спасти, кто-то заступится и что-то сделает за него.
Видимо, задремал. Разбудил его Саша, окликнул шепотом, и Андрей обернулся на кровать Егора - того в палате не было, четвертая так и пустовала. Для чего Саша шептал, от кого скрывался?
Он жестом подозвал к окну, сам встал не напротив, а ближе к стене, чтобы с улицы его сложнее было рассмотреть. Поддавшись этой игре в шпионов, Андрей тоже выглянул осторожно, от подоконника. Во дворе у крыльца стояла дорогая черная машина. К ней катился мужчина, похожий на колобка, в строгом костюме и причесанный гладко, как для репортеров. Он обернулся, подождал кого-то. Водитель открыл дверцу, и колобок вкатился на заднее сидение, тут же отстранился вглубь салона, чтобы уступить место рядом с собой. На это место сел такой же ершистый, раздраженный и совсем не выглядевший довольным Егор. Андрей моргнул, перестал прятаться. Выпрямился и даже помахал вслед, пока Александр глухо смеялся, словно по-прежнему притаился от кого-то.
- Вся жизнь впереди, - кивнул Андрей, глядя, как отъезжает машина.
- Долгая и счастливая, - поддакнул Саша, совсем как мальчишка, хотя в темных волосах уже прогладывалась преждевременная седина.
***
- Чувствовать себя несвободным не то чтобы нормально, но вы ведь и являетесь свободным, Андрей, - психолог выглядела как женщина из порно с доктором, и даже халат так облегал фигуру, что, казалось, шился на заказ. - Свобода и нормальная жизнь - как награда за то, что вы сможете побороть себя. Ну, право, как вас такого к людям выпускать? У вас же брат младший. Не боитесь за него?
- Нет, не боюсь, - Андрей покачал головой, хотя на доктора и не смотрел. Сидел, сцепив руки в замок, опустив плечи. - Вы все к нам относитесь как к потенциальным маньякам или животным, которых надо выдрессировать... Но я не болен. Мы все тут не больны, и во всем мире это было признано уже давно, а мы отчего-то решили вернуться к прошлому. Скоро совсем в каменный век скатимся... Или в монархию.
Рискнул поднять голову - доктор улыбалась идеально накрашенными губами. Казалось, им пластическую операцию делают за счет больницы, потому что отличный внешний вид тоже залог "выздоровления".
- Сумасшедшие тоже не всегда себя таковыми признают, но здоров ли человек, решает доктор. Андрей, вы тут уже четыре месяца, а мы никак не можем начать ваше лечение, потому что вы отказываетесь признавать, что вам нужна помощь.
- Если электрошок, рвотное, необходимость спать с кем-то против своей и ее воли - только начало лечения, то я останусь на этом этапе.
- Жаль, - она сделала пометку в блокноте. - Но вы сами лишаете себя своей же свободы, Андрей.
***
Готовили под новых пациентов пустые койки. Когда Андрей вернулся в палату, ему сначала показалось, что Саша переберется на одну из них - ближе к углу комнаты или к двери, на койку Эдуарда. И спустя несколько секунд понял - Саша собирал вещи.
Саша не должен был находиться здесь, его всегда могли перевести в тюрьму за какие-то провинности, просто придумать дело, по которому готовы были посадить. Поэтому при виде мрачного соседа по палате, при виде коробок Андрей едва не запаниковал от страха за него.