Выбрать главу

Теперь она и в любви смелая! Относительно, конечно…По крайней мере, переодевается не за створкой шкафа, и дверь в душе не защелкивает. Вот дурочка! Сколько приятных минут потеряла… Упущенного не вернешь, хотя Андрей и старается наверстать. И она не возражает…

Только возможностей теперь меньше – дети!

Про детей разговор особый. Никогда бы не подумала, что Жданов так детей любит! Если честно признаться, то он больше их любит, чем она. Хотя и она ради детей на все готова! Но она больше проявляет физическую заботу: накормить, проследить, чтобы одеты были по погоде и не простудились, прочитать нравоучение, если провинились.

А он всей душой с ними. Живет их интересами, как своими – если играет, то на равных, если мультики смотрит – то на полном серьезе, а книжки читает с выражением, разными голосами - в лицах изображает сюжет.

Она любит смотреть, как он с детьми возится – на душе так тепло становится, такая нежная любовь переполняет… Хочется прижать к себе всех троих, расцеловать. Она так и делает, но сначала налюбуется, а уж потом…

А его, мужа, еще и в постели – теперь она не стесняется, целует и обнимает, как душа и тело желают. И когда желают… А что, она и разбудить теперь может, чтобы каждой клеточкой с ним слиться – он только рад будет, она знает это. И счастлива. Очень!

Он уже рассказал ей о Глебе и Ольге Вячеславовне, об Александре… Раньше не говорил про него – повода не было, да и не верил до конца.

А она не знала, что сказать ему: утешить, или порадоваться новым родственникам? А еще решала, говорить ли о Юлиане и Машке…

С одной стороны, может все это неправда, и не стоит вводить Андрея в заблуждение, давать ему негативные факты о жизни отца - могло показаться, что она делает это в отместку за то, что не приняли они ее в свою семью.

А с другой стороны, все тайное когда-то становится явным. Узнает Андрей из других источников. Возможно, произойдет это в неудобный момент… Он растеряется… Поведет себя не адекватно…Нет! Лучше будет, если она ему скажет! Вместе они переживут этот неприятный момент, она постарается успокоить его. А потом… в случае чего… он будет подготовлен…

Решилась! Рассказала! И теперь успокаивала – прижималась к его спине, теребила пуговку на его рубашке, целовала легонько в шею или в висок – если он наклонялся к ней. Иначе не достать! Он такой большой по сравнению с ней…

Большой, а ранимый… Вон как переживает! А ведь не был с отцом дружен – не сложились у них отношения. Маргарита добрее к нему – даже приезжала с внуками пообщаться, но тайком, чтобы Павел не узнал. Боялась его гнева? Или боялась, что и от нее отвернется, как от сына? Потерять его боялась?

А с виду такая гордая, самоуверенная даже. На людях – королева! Львица светская!

А дома – бессловесная тень мужа… Неужели такое бывает?

И тут же о себе подумала: если бы Андрей не помог ей измениться, тоже бы осталась тихой и бессловесной. Еще и не королевой и не львицей! Надолго ли хватило бы его любви в таком случае?

А без его помощи, ну и без своего желания, конечно, она не смогла бы стать другой. Юлиана пробовала сделать из нее свое подобие, да ничего у нее не вышло! Одела она ее модно, прическу изменить заставила, к визажисту водила, а она так и осталась неуверенной в себе девочкой Катей. На конкурсе красоты, где они работали с Юлианой, она чувствовала себя инопланетянкой, которую нарядили в земные одежды, а она не знает, как их носить. Тогда у нее было одно желание: поскорее оказаться в номере отеля, где ее никто не видит, где она может, наконец, расслабиться и быть сама собой.

Ну…это до приезда Андрея, конечно, было. Потом-то у нее другие желания появились…

И желание измениться тоже! И он ей помог. Он все правильно сделал – начал не с внешнего вида, а с уверенности в себе. Постоянно внушал, что она все может – не надо только бояться! Что она умная и талантливая – и надо смелее отстаивать свое мнение! Что она красивая – особенно, если немного измениться внешне…

Он помог ей тогда самоутвердиться, а она поможет ему теперь не сломиться под тяжестью прошлого, вдруг ворвавшегося в их нынешнюю жизнь.

Андрей давно уже сам обнял ее, усадил ее на колени, и теребил ее пуговички и крючочки. Но потом вдруг отстранился

- Кать… это наверное неправильно… нельзя сегодня…

- Почему? Из-за отца?

- Понимаешь… Мне стыдно, что я совсем не переживаю… Он же отец… И умер… А я…

- Ты не справедлив к себе, - перебила она его, - ты только думаешь, что не переживаешь, а сам переживаешь! Я же вижу! А то, что меня любишь, так что в этом плохого, если это поможет нам пережить горе…

- Кать… Катюш… Какая ты у меня умница! Как я счастлив, что ты меня полюбила.

- А ты – меня… Знаешь, я часто думаю: что могло привлечь тебя во мне?

- Не знаю… Я ведь не сразу понял, что полюбил. Это потому, что не испытывал раньше такого – не в постель затащить хотелось, и даже не целовать-обнимать, хотя и это тоже. Просто чувствовал: не могу без тебя! Не только работать, жить не могу! Потом уж сообразил, что это и есть любовь. А ты? Как ты меня полюбила?

- Я? Я с первого взгляда – как увидела, так и поняла…Я в тебе недостатков не видела! Кроме одного…

- Какого?

- Уж больно красив! Все женщины от тебя с ума сходят. Красавицы! Где уж мне…

- Не прибедняйся! Скажи лучше, что тебя больше всего привлекало? Что нравилось?

- Многое чего… Так сразу и не скажешь…

- А все-таки?

- Как ты называешь меня: «Кааать… Катюша… Меня так никто не называл! Папа – Катюха, мама – Катенька, Колька – Пушкарева… А ты – Катюша…

-Кать…- в порыве нежности и благодарности он крепче сжал ее, - Катюш… Что же ты раньше молчала? Я бы только так и звал тебя…

- Ты и так почти всегда так зовешь. А я тебя ласково не называю. Все Андрей, да Жданов…

Как ты хочешь, чтобы я звала тебя?

- Все равно! Хоть Андреем Павловичем – главное, ты люби… Люби меня!

- Я люблю. Очень! И всегда буду любить. Ты даже не сомневайся! Пока я нужна тебе. Пока ты со мной. И даже если…

- Никаких «если» не будет! Не думай даже! Я тебя не разлюблю, и тебе не позволю… не дам… постараюсь…

Разговор становился чересчур велеречивым, это могло вызвать недоверие к сказанным словам, и она, интуитивно чувствуя это, снизила планку, перевела его на обыденный уровень.

- Андрей, пойдем спать. Завтра тяжелый и хлопотный день.

- Пойдем, Катюш. В спальне договорим… Без слов…

========== Ольга ==========

Ольга.

Тесто упруго пружинило под рукой и «вздыхало». Сначала жалобно и недовольно, а потом – удовлетворенно-радостно. Она и сама так вздыхала – в начале, когда только затеяла печь пироги, печально охала, и даже прослезилась. А потом успокоилась, не думала больше, что пироги на помин души Павла, а будто как прежде пекла для него, на праздник или просто к ужину.

Она давно ничего не пекла – зачем это для себя одной? Кусочек съешь с удовольствием, а остальное приходится доедать через силу – не выбрасывать же.

Сомневалась, начиная месить тесто: получится ли? Но руки не забыли! Хорошее получилось тесто – живое. Она еще помяла его, перебросила пару раз весь ком с руки на руку, похлопала, как ребенка по попке, и оставила в квашне подниматься.

Квашенка у нее настоящая - глиняная, расписная. От матери досталась. Единственная вещь, которую она взяла из дома родителей, когда их не стало. Не тащить же их нехитрые пожитки из деревни в город! Там они не пригодятся. Раздала все по соседям, а квашню взяла на память.

Испекла, как и положено для поминок, три пирога: с рыбой, с капустой и сладкий, с яблоками и курагой.

Завтра полгода, как Павла не стало… Она вздохнула опять, но не горестно – с возрастом по-иному относишься к утратам, тем более – к закономерным. Мог бы, конечно, Паша и еще пожить – хотя бы лет до восьмидесяти. А чего бы ему не жить? Всего у него было в достатке, мог позволить себе и отдых и лечение дорогое… Но, как говорится, от судьбы не убежишь. Видно столько ему на роду было написано. Да и сердце… Оно у него всегда слабое было, а он не берегся, не щадил себя, растрачивал его на всякие волнения: бизнес, карьера. Да на тех же женщин! Любить на стороне, тайно от семьи – не легкое занятие.