-- Брось, Гульфик, не заводись. Благородных разбойников не бывает, сам знаешь. Разбойник, налетчик, рэкетир, сколько не раскрашивай в красивые цвета, остается бандитом: без совести, без чести, без родины. Деньги давал, а потом сторицей кровь выпивал. И слуги государства всегда мне ближе и родней. Одно дело делаем, из одного родничка сосем. А вот упырей наших ты сегодня здорово завел. Мнимозина, -- обратился Колян к молчавшему до того Никитенко. — Здорово провинциальные придурки обиделись?
Никитенко вздрогнул, вскинул голову в недоумении. До сих пор он держал себя в районе крутым бандитом, хотя и понимал в глубине души, что рядом с Коляном, имевшем связи в Области и Столице, он мелкая сошка. И вот Колян обращается к нему голосом равного.
Гульфик всмотрелся в лицо Никитенко и прокомментировал:
-- Не дошел еще. Не ощутил и не переродился. Зато потом будешь доволен, твоя сексуальная жизнь резко переменится и существенно обогатится: Мнимозина, помнится, двуствольный. Как тебе перспективка?
-- Как это? – Никитенко привстал. – Вы меня пидором сделали?
-- Мы тебя сделали бессмертным! – обрезал Гульфик. – За все надо платить! Впрочем, плата будет приятной. Мнимозина любил оторваться в наслаждениях, оттого и влетел пьяный под асфальтовый каток.
-- А до того, его пару раз протыкали на дуэлях, дырявили из пистолета ревнивые любовники, а однажды повесили в сортире, -- подхватил Колян.
-- И утопили, сунув головой в помойное ведро. Богатая у тебя биография. – подытожил Гульфик. – Что-то мы долго едем?
-- Уже приехали. Давай к тем воротам. – Колян указал Гульфику направление. — Только проход к калитке не загораживай: бабулька у Петровича – черт в юбке, на авторитеты не смотрит. Живенько твой труповоз в канаву опрокинет.
-- «Труповоз!» Классно определил, — захохотал Гульфик. — Мы и есть трупы, сиречь мертвые тела, пока крови не отведаем. Жаль, нельзя додержать до трех-пяти звездочек. Элитная супер-кровь, пять звездочек! Как звучит!
-- Ереванского разлива, -- Колян усмехнулся. -- Действительно, звучит,... как привет из советского прошлого. Попил, посмаковал, суетясь в партийной верхушке?
-- Думаю и ты, крышуя цеховиков, не отстал, -- миролюбиво погасил спор Гульфик. -- Давай, веди к кормильцу.
-- Эй, что это? -- Никитенко готовился захлопнуть дверцу черного джипа и с недоумением смотрел, как она уменьшается и белеет в руках.
-- Все нормально, не паникуй, -- Колян отстранил Никитенко и захлопнул дверцу обратившейся Запорожцем машины. -- Провинциальный транспорт на окраинной улице смотрится естественней, как и парни бомжеватого вида.
-- Фью-ю! -- издал Никитенко угасающий звук: все трое прибывших оказались одеты в потрепанные джинсы и свитера грубой вязки на голое тело.
-- Мимикрия, -- пояснил Колян, давя пальцем кнопку звонка. В глубине двора звонок сыграл мелодию о волшебнике в голубом вертолете. Вышел Петрович, высокий худоватый сутулящийся старик, лет под семьдесят. Узнав Коляна, кивнул и поковылял обратно. Гости двинулись следом. Гульфик оглянулся и, увидев нерешительно переминающегося у машины Мнимозину, махнул приглашающе рукой.
Наклоняясь под яблонями, прошли в конец сада, где рядком стояли семь ульев, а в сторонке на вкопанных в землю двух столбиках голубая широкая столешница и четыре обшарпанных стула, на которых и разместились гости. Петрович, не суетясь, вынес из омшанника чистые стаканы и стеклянный двухлитровый кувшин с кровью.
-- Закусывать будете?
Колян и Гульфик захохотали, следом неуверенно улыбнулся и Никитенко.
-- А почему бы и нет? – отсмеявшийся Колян приобнял Петровича за плечи. – Давай салат порежу, а картошечка есть?
-- Варится,-- успокоил Петрович, наблюдая за Гульфиком.
Вампир священнодействовал над графином. Длинным стеклышком подцепил капельку и теперь внимательно смотрел на оставляемый ею след на стекле. Рука его задрожала, и Гульфик судорожно сглотнул и выдохнул:
-- Четвертая! – слепо зашарил рукой по карманам, вытащил пачку тысячных. Швырнул на стол, не оборачиваясь, не в силах оторвать глаза от заветного кувшина. – Тебе, дед.
Петрович не вздрогнул ни единой морщинкой лица. Курил Приму, насмешливо посматривая на Мнимозину-Никитенко, который едва сдерживал эмоции: шевелил губами, пальцами, подавшись вперед и не отводя жадного взгляда от новенькой упаковки.
Колян вскочил, как подброшенный:
-- Гульфик, черт тебя дери! – схватил со стола пачку и, загораживая Гульфика спиной, извинился. – Петрович, моя вина, не предупредил друга.— Сложил за спиной ладонь в увесистый кулак и продемонстрировал его Гульфику. — Он хороший парень, но слишком часто бывал в королях.