Двигаясь то по левой, то по правой стороне, он прошагал под пешеходным мостиком, соединяющим улицу Льва Толстого с Карачаровским шоссе, куда выходила главная, восточная, заводская проходная. Отсюда на перекрёсток Заводской и Толстого вела в подъём удобная лестница, но Геныч проследовал дальше. Он выбрался из железнодорожной выемки только метров через восемьсот и дворами снова возвратился на Октябрьскую, которая плавно перешла в Октябрьский съезд и вывела сделавшего «двойку» трусливого зайца на берег реки.
Убедившись, что бегать по занесённой снегом дороге невозможно, Геныч с чувством исполненного долга отправился домой.
Совесть глухо бухтела что-то неразборчивое, но в целом Геныч был в порядке. Он отвёл беду от своих домочадцев, переведя стрелку на ни в чем не повинного Буланова, которого ему было ни чуточки не жалко. Дома никто не обратил внимания на привыкшего к одиноким пробежкам нелюдимого джоггера. Вопреки расхожему представлению о психосоматических реакциях человека, впервые совершившего убийство, Геныча не подташнивало и тем более не рвало.
Прослушав на ночь через наушники гениальную битловскую песню “Happiness Is A Warm Gun” («Счастье – это тёплый пистолет»), прошедший боевое крещение киллер-любитель № 81 рухнул в холодную постель и заснул крепким сном праведника.
* * *
На следующий день Муром облетело сенсационное известие о насильственной смерти мэра города Петра Буланова. Местный телеэфир заполонили сильно окающие витии обоих полов – мастера и мастерицы толочь воду в ступе и изрекать всевозможные благоглупости. Послушав этих болтунов, не знакомый с положением местных дел человек проникся бы убеждением, что полку муромских святых скоро прибудет.
Показали по «фонарю для идиотов» и гараж убиенного. Главный муромский «коп» подполковник Щигров на фоне унылого гаражного пейзажа косноязычно рассказал об известных ему обстоятельствах преступления. Говорил он по набившему оскомину шаблону неудачливых столичных и питерских «шемроков джолнсов» и пинкертонов, время от времени заверяющих потерявших веру в справедливость закона россиян, что подлые убийцы Влада Листьева, Дмитрия Холодова и Галины Старовойтовой будут обязательно найдены и понесут заслуженное наказание. При этом Щигров постоянно втягивал в плечи не особенно умную голову, будто опасался притаившегося за соседним, зассанным автомобилистами сугробом подлого убийцу мэра города, алчущего новой крови. Зрелище было жалкое.
Во второй половине дня в Муром оперативно прикатила съёмочная группа НТВ. Растерянный заместитель мэра Валентин Афанасьевич Кочержук путано мямлил в столичный микрофон, судорожно пытаясь вспомнить всё самое хорошее и светлое о друге и товарище по КПСС, после 1991-го года перелицовавшемся, как и сам Кочержук, в административного работника средней руки. (Это напомнило Генычу фразу из рассказа О. Генри «Муниципальный отчёт»: «Когда Кэсу было четырнадцать лет, он был одним из лучших в школе по чистописанию».) С русским языком и формальной логикой у твёрдого троечника Валька Кочержука всегда были проблемы – неискоренимые. Геныч знал толстомясого прохиндея с детства. Кочержуку более пристала бы фамилия Жук – комментарии излишни. Он был одним из тех самых ретивых коммунистических знаменосцев, которые слиняли быстрее флага.
Когда-то Кочержук тоже работал на ЗИБе. Ни с одной работой не справившись, всё везде развалив и позорно сбежав с завода, напоминающего стараниями таких вот «жуков-кочержуков» голливудскую декорацию после отснятия последнего кинодубля «Драка в салуне», Кочержук приобретшим номенклатурный опыт куском дерьма благополучно всплыл в городской администрации – без малейших следов кессонной болезни. Угождающий всем толстячок-бодрячок быстро пролез в вице-мэры. Теперь, после смерти Буланова, он будет исполнять обязанности мэра вплоть до выборов. И вот ещё один звонкий пятачок в копилку удач: поющего осанну Буланову Кочержука покажут в вечерних новостях популярного российского телеканала.