Геныч вложил толстенный «кирпич» в папку с заранее накленным шильдиком, перетянул её крест-накрест синей изолентой, обернул миллиметровкой и побрёл на почту, где потянувшую на два с лишним килограмма рукопись пришлось отправлять Вольдемару Хабловскому в Мытищи не бандеролью, а влетевшей в копеечку посылкой.
* * *
Дабы окончательно развязать себе руки, Геныч в ускоренном темпе уволился из бывшей МТС.
Существующий в обнимку с тяжёлым материальным положением Вовчик Бузотёркин просигналил Генычу, что его заказ выполнен. «Спецификация» секретного заказа была Вовчику неизвестна: как и сам киллер-любитель № 81, Бузотёркин не любил совать нос в чужие дела. Работу слесарь-инструментальщик передал на руки Генке вне територии завода. Мужичок из Коврова не подкачал: слесарь предложил Генычу прикупить подтибренные мужичком патроны россыпью в гораздо большем, нежели запрашивал «хренов стилист», количестве. Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец. Геныч оприходовал всё – до последнего патрона.
Ближе к вечеру он собирал рюкзачок и отправлялся за реку. Находил местечко поглуше, побезлюднее, вешал на яблоню-дичок самодельную мишень вроде той, в которую пятиклашкой палил из «поджигного», и упражнялся, упражнялся, упражнялся – пока не почувствовал себя настоящим Сильвио.
Геныч заготовил впрок целый литр «коктейля Молотова», разлил жидкость в две поллитровые бутылки из-под водки «Илья Муромец» местного ликёро-водочного завода, присобачил к ним тёрку-зажигалку – всё чин-чинарём. После такого «аперитива» похмелья не бывает – вкусивший самогонки по рецепту товарища Скрябина13 бедняга необратимо превращается в «цыплёнка жареного». Увидел бы Генку за этим занятием «старик Хоттабыч» – глазам бы своим бесстыжим не поверил.
* * *
Фантастика фантастикой, а пересевший в ладью Харона прежде бздиловатый Геныч продолжал расправлять плечи и поднимать голову. Время «Ч» было не за горами, поэтому Геныч пускался во все тяжкие уже не только на бумаге. Он находился под колпаком «смотрящего далеко» вездесущего «старика Хоттабыча», а в подобном положении человеческий организм способен мобилизовать очень мощные скрытые резервы. Загнанный в угол человек перестаёт быть думающим только о морали подлецом, вырывается из страдательного залога и становится непредсказуемым – в том числе и для самого себя.
Геныч нуждался в толковых помощниках – их наличие предполагал ещё самый первый синопсис лувсепока. И вот теперь настал черед «вербовки». Никакого места случайностям и экспромтам – суровый кастинг Геныч провёл уже давно. Кандидатуры были хороши, только вот сами кандидаты на тривиальные в эру немилосердия ипостаси «смертоубивцев» пока не знали, что вскоре им поступит предложение поучаствовать в психоделическом триллере – весьма и весьма низкобюджетном.
Геныч отправился к краеведческому музею. Музей стоял на самом краю глубокого оврага. Прилегающая к очагу вовсе не поп-культуры территория была густо усеяна человеческими экскрементами и свежими лужицами мочи. Это были метки, оставляемые рыночными торговцами и торговками, не хотевшими платить бешеные деньги за право пользования базарным туалетом. Они не стеснялись друг друга и тем паче музейных работников. Кучки и лужицы просматривались и ниже по склону – вплоть до примерно шестидесятиметровой асфальтовой дорожки, которую неведо как и зачем предтечи Кочержука положили в заросшем матёрым бурьяном буераке.
Когда-то очень давно Геныч использовал эту дорожку для бега в гору с поясом отягощений на чреслах. Весящий одиннадцать килограммов «девайс» он смастерил на базе штатного пояса верхолаза-электрика. Нарезанные из водогазопроводной трубы «коротыши» залил выплавленным из найденного на свалке аккумулятора свинцом, обтянул их брезентом, пришил к прочной основе – и получил нечто вроде непреподъёмного патронташа. Однажды Геныч пробежал с этим «патронташем» четырнадцать километров – распоясавшись после финиша, он некоторое время передвигался по земле так же легко, как Нил Армстронг по поверхности Луны, вернее, в кинопавильоне Стэнли Кубрика.