Михаил подходит к машине и открывает для меня пассажирскую дверь. Если кто-то спросит меня о модели или даже цвете машины, в которую я сяду, я не смогу сказать. Во время поездки он кому-то звонит, но весь разговор ведется на русском языке, поэтому я не знаю, что он говорит и с кем.
Вскоре после того, как Михаил отключает звонок, он паркуется в подземном гараже высокого современного здания. Поскольку я не обращала внимания, куда мы ехали, единственное, что я знаю, это то, что мы где-то в центре города.
Михаил открывает передо мной дверь машины, я иду за ним к серебристому лифту и наблюдаю, как он проводит карточкой-ключом по маленькому дисплею, а затем нажимает кнопку верхнего этажа. Спустя недолгое время двери лифта открываются в маленькое фойе с одной дверью.
Я глубоко вздохнула. Он привел меня к себе домой. Не знаю, почему меня так сильно поразило это обстоятельство. Конечно, он привел бы меня к себе домой. Конечно, я не ожидала, что он отвезет меня в отцовский дом, но все равно, словно только сейчас до меня дошло, насколько изменится моя жизнь с этого момента. Я делаю еще один вдох и вхожу в дом Михаила.
— Гостиная, столовая, кухня, ванная комната для гостей. — Михаил показывает на огромное открытое пространство с окнами от пола до потолка на противоположной стороне. — Комната, которую я использую как спортзал. Комната Лены. Мой кабинет.
Кто такая Лена? Может, у него есть домработница?
Михаил поворачивается и показывает на другую сторону открытого пространства.
— Моя спальня. Ты можешь занять комнату для гостей рядом с ней.
Я смотрю на него, обдумывая то, что он только что сказал. Он не заставит меня с ним переспать?
Он смотрит на меня и в его единственном голубом глазу мелькает интерес, а затем он убирает прядь волос, упавшую мне на лицо, и прячет ее за ухо.
— Бьянка, я не принуждаю женщин. Тебе ясно?
Я киваю.
— Хорошо. Мне нужно идти, и я, вероятно, не вернусь до утра. В холодильнике полны еды. Поешь. Прими душ и ложись спать, тебе нужен отдых. Дай мне свой телефон.
Каким-то образом маленькая сумочка-клатч, перекинутая через мою грудь на тонкой золотой цепочке, уцелела после событий этого вечера. Я достала телефон и неохотно отдала ему. Я не думала, что он его конфискует.
Вместо того чтобы забрать телефон, он начинает печатать.
— Я ввел свой номер, а также номер пульта охраны внизу. Если тебе что-нибудь понадобится, напиши мне. Возможно, я не смогу ответить сразу, но сделаю это, как только смогу. — Он протягивает мне телефон обратно, и я медленно поднимаю руку и беру его.
— Не стесняйтесь исследовать все вокруг, но мой кабинет под запретом. Все остальное в порядке. Мы поняли друг друга?
Я снова киваю и продолжаю смотреть на него, ожидая, что он скажет что-то вроде, «Увидимся утром» или «Спокойной ночи», но вместо этого он просто протягивает руку и проводит пальцем по тыльной стороне моей ладони, его прикосновение очень легкое. Оно длится всего секунду, а потом он уходит, не сказав ни слова.
Какой странный человек.
— У него была татуировка албанской банды на предплечье, — говорю я Роману. — Думаешь, это Душку?
— Возможно. А может, он узнал, что это я убрал его друга Тануша. А может, он разозлился, потому что мы опередили его в заключении соглашения с итальянцами.
— Возможно, и то, и другое. — Я киваю. — Или кто-то хочет, чтобы мы думали на Душку. Они послали только одного человека, а половина людей в зале была вооружена. Задание было для самоубийцы. И очень удобно, что у него была татуировка, которая связывала его с албанцами. Что-то здесь не сходится.
Роман наклоняется вперед, барабаня пальцами по столу.
— Возможно, итальянцы играют с нами, подготавливая почву для чего-то большего. Они отвечали за безопасность на свадьбе, и вооруженному человеку удалось прорваться. — Он указывает на меня пальцем. — Ты должен следить за своей женой. Следи за ней очень внимательно.
— Непременно. — Я киваю и выхожу из кабинета пахана.
По дороге домой я думаю о том, что сказал Роман. Может ли Бьянка быть шпионом своего отца? Я уверен, что такой безжалостный капо, как Бруно Скардони, не упустит такой возможности. Тем не менее, у меня возникло предчувствие, что это не так. Отвращение, которое я видел в глазах Бьянки каждый раз, когда она смотрела на своего отца, не могло быть притворным. Да, у моей жены очень выразительные глаза.