– Стоять, волки тамбовские! – заорал военный.
Машина, все также надсадно воя двигателем, быстро приближалась.
Военный, не опуская револьвера, еще на ходу соскочил на дорогу, расплескивая жижу сапогами. Павел успел даже подумать, что жаль белого кожуха, сейчас он покроется черными каплями, и никогда их уже не ототрешь. Они что хочешь покрасят, как кровь. Земля-то тут вообще жирная, упрямая. В ней энергии столько, что ее ничем не умерить! А уж если свой след оставит, то пожизненно.
Военный, сухой, крепкий сорокалетний мужчина с тонкими черными усиками под длинным носом, с бритыми до синевы висками и затылком, толкнул сапогом старого бродягу Кукиша в зад и тот хлопнулся лицом вниз.
– А ну, братва, полезай на задок. В кузов, говорю! – приказал он и метнул стволом в сторону остановившейся, но не заглушенной машины.
Трое жиган, униженно кланяясь и даже стараясь улыбнуться беззубыми своими пастями, полезли назад, в открытый кузов.
Военный с прищуром осмотрел ладную фигуру Павла.
– Ты кто будешь?
– Тарасовы мы. Павел Иванович. Призывник. Одна тысяча девятьсот шестнадцатого года рождения, четвертого февраля. Из Лыкино…, туточки, местные.
– Куда путь держишь…один?
– В военкомат. Велено мне…
– Павлюченко, небось, велел?
– Он самый! Константин Зиновьевич…лично.
– Ясное дело, что лично. Что ж ты тут один-то? Вон как оно бывает! Если бы не мой Васька, шофер…, тут бы тебя и зарезали эти черти. Приехал и говорит, там по дороге парень здоровенный идет, а за ним трое, жиганы, похоже. Резать будут! Я говорю, а ты чего не остановился? А он мне, да кто ж его знает, может, и этот жиган? Уж больно здоров! Хорошо, мы успели…
Военный, не выпуская револьвера и косясь на кузов с бродягами, приказал:
– Садись в кабину, к Василию. А я в кузове поеду. Этих на мушке держать надо. Разберемся там, кто такие. Что за черти? Где их сковорода?
– Какая сковорода? – изумился Павел.
– Как какая? У попа спроси. Он знает. Та сковорода, на которой грешники тыщу лет жарятся! – он весело рассмеялся.
– А сами? – Пашкины глаза ответили лукавой искоркой.
– Чего сами?
– А сами-то жарятся?
– А! Молодец! Быстро, однако, соображаешь. Мы и есть те, кто их на той сковороде жарить должен. Я – начальник угро. Копелев моя фамилия, Исаак Аронович. Слыхал?
– Неа, – Павел виновато покачал головой.
– Ну, еще услышишь… Хотя ты ведь служить уйдешь? А то давай к нам! На полное так сказать довольствие. С Константином я лично договорюсь. Жиды с хохлами завсегда миром договаривались, потому как вместе жарились! Только в этой жизни, потому что в той у нас ад разный, и наказывать будут за разное! – он опять расхохотался, но тут же посерьезнел и уже строго пробуравил Пашку темными глазами, – У тебя как с родными-то? Судимые имеются?
– Вроде, нет, – соврал Павел, но тут же подумал, что, если копнут, то про тех двух расстрелянных дядьев сразу узнают, и шкуру спустят за то, что наврал. А значит, надо не к этому идти, а к тому, к Павлюченко. Да поскорее!
Он поднял свой тощий «сидор» с земли и полез в кабину к хмурому, безучастному Василию. Слышал, как матюгаясь, забрался в кузов Копелев.
– Сидеть, волки! В кучу быстро сбились, свора ненасытная! К кабине спинами сели! Давай! Давай!
В Тамбове у одноэтажного разваленного здания милиции бродяг выгрузили и погнали во двор за высокой оградой. Они хмуро смерили взглядом Павла и старший плюнул себе под ноги: неотомщенным остался и ножи потеряли.
Исаак Аронович внимательно прочитал колхозную справку Павла и, сунув ее ему обратно в руки, показал вдаль улицы.
– До конца тут и сразу направо, у церкви. Потом за ней налево и опять прямо до большого серого дома, каменного. За ним, в деревянной пристройке военкомат. Иди, брат! Служи! Вижу,…не выйдет у нас остаться. Небось, кто-то все-таки из ваших был под трибуналом? А?
Павел вздохнул и согласно качнул головой.
– Батя?
– Дядья. Оба.
– Расстреляли?
– Было…
– Тут кого не спроси, у всех эдак… Эх! Где народ-то набирать! Требуют чистоту кадров…, особенно началось после убийства Сергея Мироныча. А где ж тут взять-то таких! Что ни семья, то один, а то и поболее врагов там точно имеется… Да ты иди, иди. А то промерз насквозь.
Павел пошел в том направлении, в котором указал начальник угро. Через двадцать минут он уже искал в деревянной пристройке помощника военкома.