– А что полиция? Что они говорят?
Айзенменгер с восхищением наблюдал за Еленой. Она проглотила вопрос, как опытный боксер-профессионал принимает апперкоты и удары ниже пояса.
– Полиция не видит причин продолжать расследование. Некоторые доказательства… скажем так, противоречивы, и ни одно из них нельзя назвать вполне убедительным.
Суит ничего не ответил и продолжал сидеть, уставившись на свои руки. Айзенменгер не мог не признать, что руки мистера Суита действительно производили впечатление: грубые, в шрамах и с искусанными до основания ногтями. Елена вкрадчиво добавила:
– Мы были бы готовы продолжить…
Айзенменгер, услышав местоимение «мы», удивился. Поскольку о продолжении расследования они друг с другом не договаривались, доктор решил, что она выражается фигурально, подразумевая праведный союз с Господом Богом. Он уже собрался высказаться по этому поводу, но Елена продолжила:
– Мы могли бы посмотреть, что еще можно раскопать. Я уверена, нам удастся что-нибудь установить…
Суит покачал головой и с широкой улыбкой и слезами на глазах взглянул на адвоката:
– Нет.
Больше он Ничего не добавил, ему это было не нужно. Он встал, снял со спинки кресла пальто и церемонно раскланялся, протянув руку сперва Елене, потом Айзенменгеру. Уходя, он проговорил:
– Спасибо за все. Я знаю, что вы сделали больше, чем говорят.
На глазах Рэймонда Суита снова выступили слезы, и он поторопился уйти.
Елена тяжело вздохнула и посмотрела на Айзенменгера. Прежде чем она успела что-то сказать, доктор произнес:
– Ты сделала много. Теперь у него хватит сил оплакивать свою дочь.
– Но это же несправедливо! Неужели правда никому не нужна?!
Айзенменгер наклонился вперед и коснулся кончиками пальцев руки Елены:
– Мы ведь знаем правду, ты что, забыла?
– И что с того?
– Может быть, и ничего. Но знаешь, правда такая штука, что знакомство с ней не всегда приносит пользу. Иногда лучше пребывать в неведении.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Рэймонд Суит задал конкретные вопросы и получил на них конкретные ответы. Если он будет продолжать поиски правды и справедливости, он никогда не сможет примириться со смертью дочери. Я думаю, что, возможно, ему и хотелось бы пойти дальше, но… В конце концов, то, что касается смерти дочери, ему известно: это был несчастный случай.
Ответ Айзенменгера Елене не слишком понравился, но она кивнула, правда с изрядной долей сомнения.
– Ну, я пойду, – проговорил Айзенменгер. – У тебя, наверное, много работы.
Это действительно было так, но Елену сейчас беспокоили не накопившиеся дела. Когда Айзенменгер поднялся и уже собрался было выйти из комнаты, она взяла его за руку:
– Я думаю, что тебе пора забыть кое-что…
– Это легче сказать, чем сделать.
Елена подошла к доктору вплотную – так, что ее лицо оказалось совсем рядом с его лицом.
– А ты постарайся как следует. – Она произнесла эти слова так решительно, ее губы показались доктору такими красивыми и желанными, а улыбка столь соблазнительной, что он на мгновение опешил. Несколько секунд он просто смотрел на Елену, затем прошептал:
– Есть, мэм.
Они поцеловались, и только после этого Елена отпустила его. Он покинул офис, испытывая необыкновенное чувство, которое, наверное, и можно назвать настоящим счастьем. Уже выходя на улицу, он обернулся и спросил:
– А как насчет того, чтобы поужинать сегодня вместе? Или, может, сходим в театр?
На несколько секунд Елена задумалась, но Айзенменгеру эти секунды показались вечностью.
– Хорошо. Просто замечательно, – сказала Елена и улыбнулась.
– Тогда я заскочу за тобой в семь. Договорились?
Она снова задумалась, но на этот раз ненадолго.
– В половине восьмого, хорошо?
Когда Айзенменгер удивленно поднял брови, она добавила:
– У меня назначена встреча.
Встреча была назначена все в том же баре, завсегдатаем которого Елена не являлась. Она пришла первой, Беверли появилась лишь через несколько минут. Елена уже заказала себе мерло. Беверли она не предложила ничего, и той пришлось самой сделать заказ. Она остановила выбор на бокале шабли.
– Ты хотела что-то сказать? – Тон Беверли говорил о том, что она провела полдня в размышлениях, но так и не нашла, что могло бы послужить поводом для их встречи.
– Я просто хотела поблагодарить тебя.
Беверли хитро улыбнулась:
– За что? За свое чудесное спасение?
– Да, – коротко ответила Елена.
Раздумывая над ответом, Беверли крутила в руках бокал, наполненный пурпурной жидкостью.
– Благодарю, – произнесла она.
Они почти одновременно поднесли свои бокалы к губам.
Решив, что с официальной частью покончено, Елена добавила:
– Но это ничего не меняет.
Беверли картинно выгнула бровь и не менее театрально сложила губы.
– В самом деле?
Елена продолжала смотреть на нее в упор.
– Ты рисковала ради меня жизнью, я признаю это…
– Благодарю, – еще раз повторила Беверли, и это слово, прошелестев в воздухе, растаяло в шуме бара.
– Но не думай, будто я забыла, что ты сделала со мной и моей семьей.
– Твоих родителей убили. Ты ведь не винишь меня в этом, нет?
Елена продолжила без обиняков:
– Ты убила Джереми.
– Нет, Елена. Твой брат покончил с собой в тюрьме.
– Ты его подставила.
Уортон покачала головой:
– Это все фантазии. У тебя нет никаких доказательств.
– Так же, как нет доказательств того, что «ПЭФ» несет ответственность за Протей. Как нет доказательств того, что смерть как минимум шестерых человек на их совести. Но мы-то знаем, что это так. – Елена улыбнулась, однако эту улыбку трудно было назвать дружеской.
Беверли помолчала, обдумывая ответ.
– Знаешь, Эл, разница между нами заключается в том, что я останавливаюсь, если вижу, что пути вперед нет, а ты все равно идешь напролом, пытаясь пробить преграду собственной головой.
– Значит, Джереми умер из-за… чего?
– Твой брат умер из-за того, что решил повеситься. Поверь, у меня были основания подозревать его в причастности к смерти родителей. И основания веские. Я до сих пор уверена, что так оно и было. Тебе придется смириться с этим, Эл.
– Ты сфабриковала доказательства!
Беверли театрально подняла глаза к небу:
– Подумать только! Смотри, как я роняю слезы.
– Можешь рыдать сколько угодно. Я тебя достану, Беверли. Поверь, достану. – Елена произнесла это так серьезно, что не поверить ей было невозможно.
Уортон молча допила вино. Со стуком поставив пустой бокал на середину дубового стола, она, не глядя на собеседницу, произнесла:
– Можешь верить во что угодно, Эл. Верь, во что тебе нравится.
Произнеся это, Беверли принялась перебирать вещи в маленькой бежевой сумочке, проверяя, все ли на месте, как будто она только что раскладывала ее содержимое на столе и теперь боялась что-нибудь забыть.
– И еще: передай Джону привет от меня.
Елена уловила скрытый смысл в словах Беверли, но какой именно и как он соотносится с предметом их теперешнего разговора, она не могла понять.
– Что это значит? – Это был один из тех вопросов, которые задают, заранее зная, что ответ окажется неприятным. Уже спросив, Елена подумала, что, наверное, не стоило этого делать.
Беверли поднялась из-за стола и выпрямилась, всем своим видом демонстрируя, что она не только инспектор полиции, но и потрясающе красивая женщина.
– Джон удивительный мужчина. Тебе очень повезло с ним. – И уже уходя, она обернулась и через плечо бросила: – Передавай от меня Джону самый теплый привет.
Она ушла, и шум бара поглотил ее шаги. Елена осталась одна. Осталась бороться с насланными на нее демонами, до смерти боясь того, на что намекала Беверли. Или ей это только показалось?
Часть шестая
Бенджамин Старлинг поднял трубку телефона и заказал разговор с Норвегией. В ожидании он почмокал губами и, когда на том конце ему ответили, произнес:
– Думаю, теперь мы можем реактивировать Протей.