Михаил Алексеевич Кузмин
Собрание прозы в девяти томах
Том 6. Тихий страж. Бабушкина шкатулка
Тихий страж
Е. А. Нагродской
Часть первая
Глава первая
Матильда Петровна не выходила вторую неделю. Это, конечно, не могло не отразиться на ее душевном состоянии, которое и вообще было шатко и неуравновешенно, а последнее время и совсем расстроилось от разных забот и неудач, наполовину считаемых ею несчастьями, отчасти бывших и действительными неприятностями. А теперь еще эта болезнь в шестьдесят лет и скучное одиночество!
Матильда Петровна жила не одна: с ней жил ее сын Родион Павлович и полуприемыш Павлуша. Первого она почти не видала, второго хотела бы видеть как можно реже, потому что его не любила по многим причинам. Она вздыхала о своем житье, когда еще был жив муж ее, Павел Виссарионович Миусов, который, конечно, причинял ей гораздо больше огорчений, нежели непослушный сын и нелюбимый приемыш. И как это ни странно, при каждом необдуманном и взбалмошном поступке Родиона Матильда Петровна, скорбя, думала: «Совсем как отец! Такой же неистовый!» И невольно вспоминались те дни, когда ротмистр, а потом полковник Миусов играл в карты, заводил любовниц, делал ей сцены, проживал именье и всячески комкал и коверкал ее тихую и стремящуюся к благоустройству душу; она вспоминала это время с радостью, находя, вероятно, в порядке вещей все терпеть, все отдавать, ища награды в сознании своей любви и редких ласках, грубых и неистовых.
Матильда Петровна пробовала было перенести это чувство и на взрослого сына, но это ей не так удавалось, или потому, что она устала к шестидесяти годам, или потому, что ее жертвам, чувствам и доброте нужно было чувственно-сентиментальное основание, которого теперь она была лишена. Даже ее нелюбовь, почти ненависть к семнадцатилетнему Павлу объяснялась, может быть, тем, что у мальчика был тот же тупой и короткий нос, большие глаза навыкате и черно-рыжие волосы, что и у покойного полковника.
Она, казалось, не слушала, что читал ей вслух Павел, а взглядывала то на часовую стрелку, придвигавшуюся к трем, то на накрытый стол. Наконец она позвонила и велела подавать завтрак.
– Мы не будем ждать Родиона Павловича?
– Чего же его ждать? Наверное, опять где-нибудь закрутился. Я даже не знаю, ночевал ли он дома; может быть, так до сих пор и сидит у Ольги Семеновны.
– Нет, он ночевал дома и рано утром уехал. Я уверен, что с ним ничего дурного не случилось.
– Да я нисколько и не думаю, что с ним случилось дурное, он сам может дурное наделать…
– И он ничего дурного не сделает: он – хороший благородный человек.
Матильда Петровна недовольно взглянула на мальчика и проговорила:
– О том, какой он человек, поверь, я гораздо лучше тебя знаю. И лучше бы тебе в эти дела не путаться, а учить свои уроки.
– Отчего, Матильда Петровна, вам не нравится, что я люблю Родиона Павловича? Ведь это нисколько его любви к вам не уменьшает.
– Я бы, наоборот, удивлялась, если бы ты не был к нему привязан. Подумай, что он для тебя сделал! Тебе бы следом за ним ходить да руки его целовать!
– Вот это вы, верно сказали: руки его целовать. И он стоит этого, стоит! Я потому еще его люблю, что его никто не понимает, какой он есть человек.
– Ну, вот уж это – вздор! Конечно, я Родиона люблю (какая же была бы я мать иначе?), даже согласна, что он не такой плохой человек, но чтобы находить его непонятой натурой, это уж извини меня! Понятнее понятного.
Как раз в эту минуту раздался звонок, уже самый звук которого показывал, что за ручку дернула крепкая, нетерпеливая рука.
Родион Павлович никогда не был военным, но так держался и носил платье, будто он не привык к штатскому. Он был высок и отдаленно похож на мать. Было что-то немецкое в слишком светлых глазах и выдающемся подбородке. Несколько обрюзгшее лицо и лиловые пятна под глазами подтверждали, казалось, догадки Матильды Петровны.
– Извините, мама, я, кажется, опоздал, – сказал он, наклоняясь к руке Матильды Петровны.
– Тебе оставлено горячим.
Больше она ничего не сказала, только когда Родион Павлович, окончив завтрак, заметил, что погода делается теплее и, вероятно, скоро будет оттепель, Матильда Петровна ответила, будто превозмогая себя:
– Неужели ты опять оттуда?
– Откуда это оттуда? – спросил, слегка нахмурясь, сын.
– Ну… от этой женщины…
– Если вы имеете в виду Ольгу Семеновну, то она вовсе не «эта женщина», а человек, которого я очень люблю и уважаю, и не считаю нужным скрывать это. А потом, если бы я даже пришел и не от нее, а от кого угодно, то, я думаю, я не маленький и могу иметь какие угодно отношения, даже связи. Это – постоянная женская черта в материнском чувстве; вы как будто меня ревнуете и ведете себя, как самая несносная любовница!