– Как в армянских загадках?
– Вот, вот.
Ольга Семеновна стала переодеваться с необыкновенной быстротой. Если бы не Родион Павлович, который целовал ее то в спину, то в щиколотку, казалось, Верейская была бы готова минуты через две.
Миусов предложил ей поехать к Панкину, хотя Ольга Семеновна очень не любила этого ресторана, находя его слишком московским. Она сначала коротко согласилась, но потом вдруг спросила:
– Отчего к Панкину? ты же знаешь, что я его терпеть не могу. Я понимаю: ты думаешь, что там не встретишь никого из знакомых, потому что кто туда пойдет?
– Какой вздор приходит тебе в голову! Просто я очень голоден, а это – ближайший ресторан и, действительно, удобный для тех, кто хочет быть вдвоем, потому что там никогда никого не встретишь.
Ольга Семеновна хотела что-то ответить, но они уже входили в переднюю, и доносившиеся сверху звуки оркестра, очевидно, придали новое, более веселое течение мыслям Верейской, так что уже Родион Павлович сам начал, будто продолжая прерванный разговор:
– У тебя, по-моему, болезненное воображение, и тебе самой доставляет удовольствие считать себя как бы выброшенной из общества. Ведь этого же нет на самом деле. Все к тебе относятся с уважением, которого ты вполне заслуживаешь. Что ты не так часто бываешь у моей матери, так это единственно потому, что вы не сходитесь характерами и во взглядах, но официально вы знакомы. Все мои знакомые также знакомы и тебе. Я не понимаю, чего ты хочешь.
– Я? решительно ничего. Я хочу обедать, и чтобы ты не ворчал. И потом, ты сам так ведешь себя и разговариваешь со мной, как человек из общества, который ужинает с кокоткой.
Родион Павлович только пожал плечами и стал заказывать обед.
Очевидно, не один Миусов считал Панкина за такое место, где никого нельзя встретить, и потому там бывают встречи самые неожиданные. По крайней мере, Родион Павлович очень удивился, когда через залу прошли господин и дама – его дальние родственники и большие друзья. Они издали поклонились и не поспели сесть на диван, как дама уже направила свой лорнет на спутницу Миусова.
– Она, однако – порядочная невежа, твоя кузина! Разве можно так лорнировать людей?
– Она просто не разглядела с кем я, и притом близорука. Конечно, это – любопытство, но вполне простительное.
– У тебя всегда все правы, кроме меня!
После рыбы Миусов, извинившись, встал и подошел к своим знакомым. Ольга Семеновна ждала его, кусая губы.
– Ну, что же они тебе сказали?
– Да ничего особенного, просто поздоровались. Я очень Петю люблю и давно его не видал.
– Отчего же Петру Александровичу самому не подойти к нам?
– Ну, я не знаю. Он считает это неудобным. Думает, что помешает нам.
– Отчего же ты не думал, что помешаешь им?
– Да как же я им помешаю? ведь он со своей собственной женою.
– А ты – со своей любовницей?
– Я повторяю, что это все – твоя фантазия. Но если и фантазия приносит огорчение, конечно, ее нужно устранить. Разведись со своим мужем, и хоть завтра я на тебе женюсь.
– Он мне развода не даст, и дело совсем не в том.
– А в чем же?
– В том, что тебе первый встречный дороже меня, что ты готов дружить и быть близким с людьми, которые меня нисколько не уважают и оскорбляют на каждом шагу. И все это потому, что в глубине души ты сам на меня так же смотришь. Я не спорю, может быть, ты меня любишь, но такой любви – грош цена. Любовь всегда есть выбор, предпочтение, а представься такой случай, что тебе пришлось бы выбирать между мною и твоими знакомыми, ты меня сейчас же бы выставил за дверь. Да, ты меня любишь, я тебе нравлюсь, но ты меня кожей любишь, не глубже.
– Что ж ты хочешь, чтобы я сделал?
– Именно то, что ты считаешь нужным.
– Ты хочешь, чтобы я раззнакомился со своими друзьями?
– Я хочу, чтобы ты не был с теми людьми, которые меня ненавидят.
– Я таких не знаю. Составь мне список.
– Послушайте, Родион Павлович, почему вы со мной разговариваете, как с дурой, злой дурой?
– Потому что я хочу определенного от вас ответа. Я хочу знать, чего вы от меня хотите?
– Чтобы вы поступали так, как поступает благородный человек, когда он любит и когда он уважает ту, которую любит.
– То есть вы хотите, чтобы я прекратил знакомство и, может быть, дрался бы на дуэли со всеми теми, кто, по вашему мнению, к вам недостаточно почтительны?
– Да.
– Но ведь вы можете ошибаться.
– Это – мое дело.
– Хорошо, я вам обещаю это.
Ольга Семеновна отпила вина и, помолчав, продолжала другим тоном:
– Ты меня должен простить, Родион. Я несколько устала все эти дни, но то, что я говорила, верно. В другую минуту я, может быть, не сказала бы этого, сказала бы в другой форме, но отчасти я даже рада, что все так вышло, как говорится, начистоту.