Впоследствии я узнал, что рассказ этот покорил отнюдь не только меня – подавляющее большинство критиков единодушно относят его к числу самых блестящих образцов фантастической новеллистики. Но тогда я лишь вычитал из трёхстрочной справки об авторе, что Питер Бигл – молодой английский писатель, а из-под его пера выходит не только фантастическая, но и вполне добротная реалистическая проза. Если с последним тезисом нельзя не согласиться, то с первым вышла накладка: Бигл вовсе не англичанин, а уроженец Новой Англии, то есть исторически сложившегося района на севере Атлантического побережья США, куда входят штаты Вермонт, Коннектикут, Массачусетс, Мэн, Нью-Хэмпшир и Род-Айленд. Впрочем, ошибка неудивительна – многое ли мы знали тогда о западных коллегах? Крохи…
Должен признаться, что о самом Питере С. Бигле я и сейчас знаю ненамного больше: даже скрупулезная «Энциклопедия научной фантастики», вышедшая под редакцией Питера Николса, отводит ему лишь несколько строк, а «Новая энциклопедия научной фантастики», выпущенная под редакцией Джеймса Ганна, например, и вовсе умалчивает о нем. Могу лишь сказать, что родился Бигл в Пенсильвании в 1939 году. Что окончил он Питтсбургский университет, получив степень бакалавра искусств; что впоследствии защитил магистерскую и докторскую диссертации по английской литературе. Что он не является профессиональным писателем, то есть не живет исключительно на литературные заработки, а продолжает заниматься преподавательской деятельностью. И, наконец, что его никак нельзя отнести к числу писателей плодовитых – пишет он мало, подолгу работая над каждой книгой. Но зато каждая из его книг становится если и не событием, то уж во всяком случае заметным явлением. А к области фэнтези относятся три его романа: «Тихий уголок», которым он дебютировал в 1960 году, «Последний единорог», вышедший в 1968 году, и «Оборотень Лила», увидевший свет в 1974 году – это не считая нескольких десятков рассказов. Так что, взяв в руки этот сборник, можете со спокойной совестью считать, что вам теперь знакома, по крайней мере, половина фантастического творчества Питера С. Бигла.
Это очень рафинированное творчество, уходящее корнями в классику американской литературы. Здесь вы никогда не встретите оживающих скелетов и прочей иномирной мрази, всеми силами стремящейся уничтожить человека и человечество, как это свойственно фэнтези, написанной в жанре ужасов. Да и всепобеждающих суперменов с заколдованными мечами, привычных для героической фэнтези – тоже. Бигл чужд классике той фэнтези, что стала обиходным атрибутом массовой культуры. Его литературные предки и предтечи – это Эдгар Аллан По, Вашингтон Ирвинг, Натаниэль Готорн, Амброз Бирс. Замечу, кстати, что все они – тоже представители литературы Новой Англии… Проза Бигла являет собою, так сказать, литературу второго порядка, восходящую не к непосредственному авторскому опыту, а к литературной традиции, этим непосредственным опытом дополнительно обогащённой и оплодотворённой.
И ещё – она всегда печальна и светла; печальна, как кладбище, и светла, как лучезарный рог единорога. Вообще, надо сказать, кладбище – очень ёмкое литературное пространство, недаром столь многие писатели поселяют там своих героев. Оно может послужить превосходным материалом для физиологического очерка в духе нашумевшего у нас несколько лет назад калединского «Смиренного кладбища». Может явиться гнездилищем потустороннего ужаса, символом неизбывной тоски… Но только не для Бигла. Подобно тому, как леди Смерть из упоминавшегося в начале нашего разговора рассказа является на бал в облике очаровательной девушки, самого прекрасного из известных в литературе воплощений Смерти – по мнению таких критиков, как Бэрд Сирлесс, Бет Макхэм или Майкл Франклин, – так же и кладбище из «Тихого уголка» выступает скорее символом торжества человечности и жизни.
И точно так же, выбирая из обширного бестиария разномастных мифических зверей, Бигл останавливается не на свирепом мечехвостом драконе или какой-нибудь подобной твари, а на единороге – символе девственности, силы и чистоты. Правда, для западноевропейской культурной традиции образ и символ этот являются весьма распространенными: впервые появившись ещё в III тысячелетии до Р. X. на печатях из Мохенджо-Даро и Хараппы, единороги расселились со временем по всем мифологическим системам – от Китая, через всю Азию, эллинистический мир, дойдя постепенно до Атлантического побережья Европы, с кельтами переселившись на Британские острова и в Ирландию, а на кораблях Лейфа Эйрикссона, Христофора Колумба и Себастьяна Кабота перебрались в конце концов и в Новый Свет. Единорога изображали на государственных гербах – например, шотландском, а позже – британском. Да и на личных тоже – достаточно вспомнить российских графов Шуваловых (кстати, именно благодаря этому гербу начальника оружейной канцелярии П. И. Шувалова в России шестнадцатого века за одним из типов пушек укрепилось название «единорог»). А поскольку единорога может приручить лишь чистая дева, христианская традиция прочно связала его с Девой Марией. Между прочим, в славянской мифологии единорог тоже был в свое время известен под именем Индрик-зверя, однако со временем как-то подзабылся, растворился, исчез – и из фольклора, и из литературной традиции, и из национального сознания… Рогу единорога приписывалось невероятное количество магических свойств, и потому он активно использовался в медицине, алхимии, магии – пострадали от этого главным образом киты-нарвалы, чей винтообразно скрученный бивень и выступал в этом качестве во все века…
Сегодня для нас с вами единорог – зверь, скорее, экзотический; на роман с таким названием мы набрасываемся как на диковинное лакомство. Для западного же читателя вынесенное в заглавие слово это сразу обозначает весь культурный фундамент, уходящий на три тысячи лет. А утончённый, рафинированный Питер Бигл уверенно чувствует себя, лишь стоя на таком надежном основании.
Правда, традицию он расцвечивает и собственным воображением – чего стоит хотя бы Красный Бык в «Последнем Единороге» (забавная параллель – отечественным читателям моего поколения сразу же приходит на ум Синий Бык из орловского «Альтиста Данилова», хотя меж ними никакой связи, разумеется, вовсе нет…). Главное же – Бигл окрашивает все свои картины то потаенной, то явной иронией, той самой, о которой говорил некогда Анатоль Франс: «В свидетели и судьи дайте людям иронию и сострадание». Бигл выполнил этот завет, и потому может выступать не только как полноправный свидетель (это привилегия всякого писателя), но и как судья своего века. Судья праведный, на чей приговор всегда можно уповать как на воплощение справедливости.
И по-моему, в наш век, когда едва ли не всё оборачивается своей противоположностью: вера в науку и прогресс – атомной бомбой и экологической катастрофой; вера в Бога – религиозными войнами и смертным приговором Салману Рушди; патриотизм – национализмом и шовинизмом – так вот, в такие времена писатели, подобные Питеру Сойеру Биглу нужнее всего. Их книги возвращают миру цельность, а душам – веру и надежду. Ибо им дано было познать мудрость и любовь.