Паркер убрал бумаги в папку.
— Ваш архив заслуживает самого высокого восхищения, — подавляя зевок, заметил я. — Дорого бы я заплатил, чтобы узнать, что думает Скотленд Ярд обо мне…
Паркер покачал головой.
— Ты, по-моему, никогда не преступал черту закона… А что касается Сирила Бедфорда, то, может, не откладывая в долгий ящик, прямо сейчас и пригласим его?..
Я кивнул.
Сирил Бедфорд был огромного роста, а плечи его были даже шире, чем у брата. Он спокойно сел за стол и достал трубку и кисет. Набив трубку табаком, он отложил ее в сторону и выжидательно посмотрел на меня.
— Примите мои соболезнования, мистер Бедфорд, в связи с кончиной вашего брата, — начал я. — И все же, если вы в состоянии отвечать на мои вопросы, мы были бы вам очень благодарны за помощь в расследовании этого трагического события.
Сирил Бедфорд не пошевелился.
— Говоря о помощи, — продолжил я, — я имею в виду довольно сложное положение полиции…
При моих последних словах Сирил Бедфорд вздрогнул и начал раскуривать трубку.
— Будьте так любезны и выразитесь яснее, — наконец проговорил он.
Я кивнул.
— Я хочу вам сказать, что ваш брат был убит.
Сирил Бедфорд прикрыл глаза. Затем он вновь открыл их и спокойно спросил:
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. И поэтому расскажите нам, пожалуйста, о последних часах перед смертью брата. Как вы провели их?
Сирил Бедфорд выпустил кольцо дыма и медленно начал:
— Сразу после ужина мы пошли ловить ночных бабочек. Ассистент моего брата Роберт Ройт был занят корректурой машинописного текста, который он должен был утром отдать в издательство. Погода была хорошая, и брат собирался просидеть у экрана несколько часов, чтобы пополнить свою коллекцию Мертвых Голов. Гордон ловил насекомых, а я убивал их при помощи цианистого калия. Охота нам удалась, мы поймали четыре Мертвые Головы и он был в отличном настроении. — Тень улыбки промелькнула в уголках губ Сирила Бедфорда. — Ловили мы до двух часов ночи. Затем к нам спустился Ройт, и мы вернулись в дом все вместе. Роберт отправился к себе наверх, я в лабораторию, а Гордон пошел в свой кабинет, чтобы все подготовить перед отъездом в Америку. Он договорился с нами встретиться не в 7 утра, как мы планировали, а на час раньше, то есть в 6.
— Понятно. Что вы делали дальше, после того, как поднялись в фотолабораторию?
— Я проверял сохнущие пленки. Через несколько минут ко мне вошел Гордон.
— Так, значит, ваш брат был у вас уже после того, как вы расстались в холле?
Сирил удивленно вздернул брови.
— Конечно, был. Он хотел взглянуть на снимки Atropos. Мы немного поговорили, и он ушел.
— Он пошел в свою спальню или вниз?
— Думаю, что вниз. Я попросил разбудить меня в половине шестого, потому что иногда не слышу будильника.
— В котором, примерно, часу ваш брат заходил к вам в лабораторию?
— Я могу вам сказать точно, потому что посмотрел на часы, — ровным голосом сказал Сирил. — Было как раз два часа двадцать пять минут.
— Спасибо. — Я вытащил из пачки сигарету. — Что было потом?
— Я еще несколько минут поработал, а затем отправился спать.
— А это было, примерно, в котором часу?
— Кажется, без пяти три. А может быть, пять минут четвертого. Я не помню.
— Простите, — вдруг не выдержал я. — Вы переживаете смерть брата?
Сирил вынул трубку изо рта и какое-то время молча смотрел на меня. Наконец он сказал:
— Бывали минуты, когда я ненавидел его больше, чем кого бы то ни было. Он тоже не любил меня. Еще с детства.
— Благодарю за искренность. Но должен вам сообщить, что мы более или менее в курсе причин, по которым вы его ненавидели. У нас есть досье на вас из архива Скотленд Ярда. Вы признаете, что смерть сэра Гордона была бы вам на руку?
— Ах, так вы уже знаете грехи моей молодости… — Сирил криво улыбнулся. — Да, действительно, смерть Гордона не является самым грустным событием в моей жизни. Но я вынужден вас разочаровать: я не убивал сэра Гордона Бедфорда.
— А кто, по-вашему, мог это сделать?
Сирил вскинул голову и положил на стол потухшую трубку.
— Не знаю. — Голос его металлически зазвенел. — А если бы знал, все равно вам бы не сказал.
— Почему? — Я прищурился.
— Потому что мой покойный брат, кроме своих легендарных идеальных качеств, не имел ничего человеческого. Это был кошмар нашей жизни. И поэтому, кто бы его ни убил, а он наверняка был убит, ибо самоубийство — это слишком человеческое проявление чувств, оказал мне большую услугу, чтобы выдавать его.