Паркер прервался. Сержант Джонс просунул в дверь свои круглые щечки.
— Шеф, там уже закончили. «Скорая» спрашивает, можно ли увозить тело?
— Нет, нет, пока еще нет. — Паркер двинулся к выходу, но вдруг повернулся и вновь подошел к столу.
— В шесть часов секретарь погибшего Роберт Ройт позвонил доктору Гарднеру и сообщил ему, что сэр Гордон Бедфорд сидит за столом у себя в кабинете без всяких признаков жизни. Вскоре прибыл врач и констатировал смерть. Письмо, лежащее перед покойным, и характерный запах миндаля изо рта натолкнули врача на мысль о самоубийстве.
— Ну что ж… — вздохнул я. — Покажи мне поле битвы…
Сэр Гордон Бедфорд сидел за письменным столом, а вернее лежал на нем верхней частью тела. Вокруг мерцали распятые бабочки на фоне темно-красного бархата, которым были обиты стенки шкафов.
Я содрогнулся.
— Дом был заперт изнутри?
— Да.
— И на всех окнах решетки?
— Да, на всех. И очень прочные.
Я подошел к окну и отодвинул портьеру. В большом густом саду ярко сияли огромные георгины.
— Значит, убийца — кто-то из домашних… — Я отвернулся от окна. — Кто был в доме прошлой ночью?
Паркер стал перечислять:
1. Жена покойного Сильвия Бедфорд.
2. Его брат Сирил Бедфорд.
3. Его секретарь Роберт Ройт.
4. Жена его брата Джудит Бедфорд.
5. Горничная Агнес Уайт.
— А кухарка у них есть?
— Она уехала к больному сыну.
— Бедфорд все время жил в этом доме?
— Нет, нет. У него есть квартира в Сити. Здесь он проводил уик-энды, когда хотел поработать. А постоянно тут живут его брат с женой и прислуга.
— Понятно, — вздохнул я.
— Теперь перейдем к письмам. — Паркер деловито подошел к письменному столу и осторожно сдвинул тело. Под ним лежал отпечатанный на машинке лист бумаги. — Этот я нашел сразу, — Паркер ткнул в него пальцем. — Отпечатки уже сняты, поэтому можешь спокойно читать его.
Я приблизил письмо к глазам.
«Было много в моей жизни событий, которые, в общем-то, и стали причиной моего нынешнего шага. Лица, на которых я мог бы указать, с легкостью констатировали бы, что я пишу правду в этом письме. Но они никогда этого не сделают и никто не сможет их заставить… Никто и никогда ничего не докажет. Но правда в одном: я родился в приличном доме, мои предки были людьми безукоризненной репутации, и я сам начал жизнь как честный человек и хотел им остаться до конца. К сожалению, я не смог устоять перед искушением и уже тогда хотел покончить с собой. Я знал, что я не в состоянии лгать так легко, как другие. Но мне не хватило смелости. А потом, когда я понял, что совершенное преступление ничем нельзя смыть, я начал погружаться в него все больше и больше. Мое известное имя только помогало мне в этом. Все считали меня последним человеком, кого можно было обвинить в коррупции. Однако я продолжал с остервенением брать взятки, как будто каждое новое пятно перечеркивает предыдущие. Видимо, я учился быть циником. Я решил, что когда-нибудь забуду о своих поступках. Но я не забыл. Решение, к которому я пришел сегодня, нарастало во мне издавна. Я предал свою страну и свое доброе имя из-за личной выгоды. Но я сам назначил себе кару.
Прощай, моя дорогая Сильвия. Ты была ясным лучом в моей жизни. Ты была чище, честнее и вернее меня. Пусть твоя большая душа найдет хоть немного добра для другой души, более достойной. Навеки и бесконечно
— Ну и что ты об этом думаешь? — Паркер сунул письмо в большой белый конверт.
— Настолько мелодраматично и банально, что вполне может быть и правдой… — Я мрачно рассматривал мертвых бабочек. Затем вновь повернулся к столу. — Что ты на это скажешь? — Я указал на разбитую чашку с остатками кофе с одной стороны тела и разбитое блюдце — с другой.
Паркер пожал плечами.
— Чашка стояла на блюдце, и когда он выпил кофе, тотчас же умер. А посуда разбилась. Блюдце он держал в левой руке, а чашку в правой…
Я обошел кресло.
— А вот и капли кофе на ковре… Так и должно было быть. Интересно…