Несмотря на его страхи, обед удался на славу, и когда наконец мы уселись вчетвером на кофейный столик на террасе, Розмэри шумно вздохнула и повернулась к Паркеру:
— Нам тоже надо купить такой домик, Бен, — решительно заявила она. — Наши мальчики уже подросли и бог знает, куда им взбредет в голову отправиться на прогулку. А тут, в пригороде, все друг друга знают, и наши мальчики будут все время на виду.
Лицо старшего инспектора Скотленд Ярда Бенджамина Паркера сначала вытянулось, а затем побагровело.
— Ну знаешь ли, дорогая, — он закашлялся. — Я не говорю уже о том, что мысль о моей работе просто не посетила твою мудрую головку. Представь, сколько же это времени я буду тратить, добираясь до Ярда каждый день, не говоря уж об экстренных ситуациях. А во-вторых, не думай, что все вокруг такие уж тут симпатичные. Эти тихие домики скрывают, ох, как много тайн… От которых можно враз поседеть, — добавил он сердито и ткнул пальцем в бумажную папку, лежащую передо мной.
— Месяц тому назад мы стояли в столовой, которая находится за этими окнами, — я указал на первый этаж соседней виллы, — и ни черта не понимали… Впрочем, не буду опережать события.
— Ну так начинай же, Джо, — оживилась Розмэри. — Я просто сгораю от нетерпения. А этот правопослушный полицейский и рта не мог раскрыть за весь месяц! — И она бросила на Паркера убийственный взгляд.
— Хорошо… — Я раскрыл папку и в этот момент большая ночная бабочка ударилась о лампу, низко висящую над столом.
Часть вторая
1. Мужчины считают, что женщины спят
Тот вечер был совершенно обычным. Как всегда, я писал и, как всегда, без особого удовольствия, как и без особого отвращения. Страницы равномерно ложились на стоящий рядом маленький столик, маленькая плоская машинка «Оливетти» равномерно стучала… Все было, как всегда.
Взглянув на очередную страницу и увидев цифру 198, и потянулся, протер глаза и направился в ванную. Через десять минут я уже засыпал и последней моей мыслью было позвонить Кэрол и пожелать ей спокойной ночи.
Но я не позвонил. Потому что здорово устал в этот день, практически не выходя из-за письменного стола с самого раннего летнего утра. И теперь маленькие черные буквы перед моими глазами стали постепенно превращаться в причудливые фигуры фантастических муравьев, кузнечиков и букашек, скачущих и перепрыгивающих с одного абзаца на другой.
Наконец я окунулся в медленный хаос сна… очертания контуров размазались… а муравьи превратились в ночных бабочек. Они махали крыльями все медленнее, траектория их полета становилась все меньше… и… вот… я погрузился в то блаженное состояние, которое ученые называют фазой Б и которое избавляет нас от настырных сновидений и кошмаров, не приносящих нам наутро ничего, кроме усталости.
И тогда зазвонил телефон.
— Нет, вы только посмотрите! Ночная бабочка Мертвая Голова, — воскликнул сэр Гордон Бедфорд. — Сирил, быстро неси цианистый калий.
Его большая тяжелая ладонь мягким ловким движением накрыла бабочку круглым стеклянным сосудом с широким горлышком. Огромный мотылек отчаянно забил крыльями в поисках выхода на свободу.
Из темноты внезапно вынырнула ладонь Сирила Бедфорда. Она была такой же широкой и тяжелой, как ладонь его брата. Вата с цианистым калием скользнула по стенке сосуда, мотылек последний раз взмахнул крылышками и упал на дно.
Гордон Бедфорд осторожно вынул ватку и вытряхнул бабочку в глубокий сгиб своей ладони. В рассеянном свете модной лампы, горевшей по другую сторону экрана, привлекая ночных насекомых, мертвый мотылек выглядел маленькой убитой птичкой, лежащей на спине.
Оба брата склонились над ней. Даже в полумраке было видно, как они похожи друг на друга. Сильные, мощные, при этом с маленькими, на удивление, головами, сидящими на толстых коротких шеях. Разительно отличалась у них только одежда: Сирил был в рубашке с короткими рукавами и белых легких шортах, Гордон же надел толстый шерстяной свитер. Шерстяная шотландская шапочка плотно облегала его голову.
— Нам исключительно повезло, Сирил. Это уже третий сегодня. Потрясающе. У меня еще такого не было в этой стране. — Он быстро поместил бабочку в пробирку. — Atropos… Несимпатичная, античная девица, которая вызывала страх даже у Платона. Она обрывала нить человеческой жизни. Подумай только: все три прилетели в Ричмонд Парк аж с самого Средиземного моря…
— Уже половина второго… — напомнил Сирил.
— Да, да, пора заканчивать. Я хочу, чтобы ты сходил сейчас к Ройту и сказал ему, что я прошу сделать окончательную правку текста не к семи, а к шести. Скажи ему также, что и ты будешь. И принесешь полный комплект иллюстраций.
— Наши жены заснули. У Джудит пару минут назад погас свет. — Сирил посмотрел на дом. — Но Роберт работает.
— Это хорошо. — Гордон обвел взглядом окна. — Думаю, что он успеет. Сильвия-то наверняка спит. И потом… — пробормотал он, — странно, как женщины легко засыпают… Наверное, это одна из причин их весьма вялого участия в нашем деле.
— Почему? — вскинул голову Сирил.
— Почему… — задумчиво произнес Гордон. — Наверное, потому что всем прогрессом мы обязаны тем, кто не мог заснуть по ночам. И лежал, вглядываясь в потолок, даже если это был свод пещеры. Мужчины способны размышлять о том, чего еще не существует. А женщины — нет. Они психически ограничены своей функцией матери. Поэтому я предпочитаю иметь дело с самым глупым мужчиной, а не с самой образованной женщиной. А если говорить о спокойном сне, то известно, что женщины, даже совершив страшное преступление, великолепненько спят, в то время как мужчины обычно охвачены или укорами совести, если она у них есть, или лихорадочными мыслями — не ошибся ли он где-нибудь. В женщинах есть что-то поразительное, чего не встретишь у самок рыб, птиц и даже насекомых. Они отдалены от нас, мужчин, гораздо больше. Ты только посмотри. — Гордон вновь окинул взглядом дом. — Все они: и красивые, и уродливые, и умные, и глупые — все они способны спокойно спать.
Однако он ошибался. Ни Джудит Бедфорд, жена его брата, ни Сильвия Бедфорд, его собственная жена, не спали в эту минуту, хотя свет давно уже погас в их комнатах.
Джудит Бедфорд лежала на спине на своей постели. Глаза ее были широко открыты и смотрели в потолок. Ее худые, заложенные под голову руки были абсолютно неподвижны. И только узкие, резко очерченные губы едва заметно шевелились, будто читая предсмертную молитву. В бледном свете луны она сама была похожа на умирающую монахиню — с узким орлиным носом и гладко зачесанными назад светлыми волосами. Ее лицо было неподвижно, но заглянув поглубже в ее глаза, вы в ужасе отшатнулись бы, ибо увидели бы там лютую, ни с чем несравнимую ненависть. Ненависть к тому, с кем вела она сейчас свой беззвучный диалог.
Сильвия Бедфорд тоже не спала. Она лежала на спине на своей кровати и широко открытыми глазами смотрела в потолок. Руки у нее лежали под головой. Губы Сильвии беззвучно что-то шептали. Она была красивее и моложе Джудит, но ее глаза отражали не меньше ненависти и отчаяния.
— Да, — вдруг громко сказала Сильвия. — Только так.
Внезапно она села на кровати и, не зажигая свет, нащупала халат. Накинув его на плечи, она тряхнула длинными темными волосами, решительно направилась к двери и, тихо открыв ее, вышла из комнаты.
В доме находилась еще одна женщина. И у нее тоже не горел свет. Она стояла у окна в своей маленькой комнатке за кухней и пристально смотрела в темный сад. Белая прямая ночная рубашка только подчеркивала стройность и идеальные формы ее фигуры. Наконец она с глубоким вздохом отошла от окна, забралась в постель и легла на спину, глядя в потолок широко открытыми глазами. Она думала о завтрашнем дне. Кухарка уехала к сыну, и она, Агнес Уайт, горничная в доме Бедфордов, теперь должна заменить ее во время уик-энда. Она еще раз вздохнула, закрыла глаза, и мысли ее потекли совершенно в другом направлении: она думала о своем женихе, который был далеко отсюда, и одновременно о другом мужчине, который находился совсем близко… Она вновь открыла глаза. В конце концов надо на что-то решиться. Иначе… Нет, другого выхода не было.