А Хомка не любил унтер-офицера за его сиявшие глянцем сапоги, за его красные погончики и бронзовые пуговицы на черном мундире, за его господское ломание языка — и краснел, когда вынужден был произносить, как и учитель, «как», а не «як»...
А вот что послужило причиной бунта, после которого бирка и пропала.
Началось с мелочи.
— До свидания! — говорили ученики, уходя домой. И в своей веселой ватаге посмеивались: «До свистания! До снедання!»
Эта насмешка не доходила до унтер-офицера. А Хомка то ли шутя, то ли по глупости брякнул, немного задержавшись перед самым учительским носом:
— До снедання, господин вучитель!
— Останешься до вечера! — схватил его учитель.— Бери бирку!
— За что? Я не сделал ни одной ошибки! — захныкал с испугу Хомка.
Школьники приостановились.
— Ну, иди да больше не дури! — удивил на этот раз мягким тоном унтер-офицер и отпустил Хомку.
Словно на беду, какой-то бес вселился в душу паренька. Он выбежал с товарищами со двора на улицу, а бирку отдать забыл, и вдруг водрузил ее стояком себе на лоб, скривился, удачно передразнивая унтер-офицера, и сказал словами дядьки Томаша:
— Не дай бог свинье рогов, а вахлаку — власть...
И не заметил, горемыка, что учитель был не в классе, а вышел следом проследить, как они будут расходиться. Увидев, как постылый ученик передразнивает его, он покраснел как калина, вдруг бросился к Хомке и дал ему но шее. Хомка упал лицом в снег.
— Отдавай книжки! Отдавай книжки! — хрипел учитель и вырывал книги из потрепанной торбочки.
Когда у тебя отбирают книжки, это означает, что двери в науку перед тобой навсегда захлопываются. Если о ком-нибудь говорили: «Учитель отобрал у него книжки»,— это означало, что несчастливец изгнан из школы безвозвратно.
Хомка, словно сквозь туман, понял, в какую беду он попал так неожиданно, как опозорился перед людьми и навлек на себя отцовский гнев. Сердце его замерло... И тут Хомка словно потерял разум — первый раз в жизни...
Он поднялся со снега, приставил бирку точно серединой к колену — и с яростной, как у отца, злостью — рраз! переломил ее... Швырнул обломки в разные стороны и оглянулся, ничего не видя. И снова бросился и, схватив обломок бирки, стал крошить его руками, даже зубами раскусывал,— потом бросил, поспокойнее и по-хозяйски, туда, где у сарая под крышей были сложены дрова.
Все вокруг оцепенели. Сам учитель не знал, что и сказать.
А Хомка заплакал горючими слезами и побрел домой с пустой, без книжек, торбой, сразу отделившись от всех учеников, которые тоже опечалились и не знали, чем можно было бы его утешить.
ШКОЛА ЖИЗНИ
I
Немало было в родословной героя нашей повести — от отца, деда и дальше — знатных выпивох; были своего рода и знаменитости в этом деле, прославившиеся далеко за мужицкой околицей, а стало быть, верст так за десять, за пятнадцать в радиусе, до границ других околиц, где разнеслась слава уже своих знаменитостей.