На шум выбегает хозяйка с заспанными, недовольными глазами. Вскидывают лохматые головы и те возчики, которые еще не поднимались.
— Гм, подпинок украли! Чтобы на заезжем дворе да красть! Отродясь такого не было,— замечает один, безбородый, но обросший мохом и худой-худющий дядька.
Хомка бледнеет. Сердце часто стучит, в ногах появляется противная слабость. «Что они? На меня думают?» Но и отец смотрит ему в глаза, как бы спрашивая: «Неужто ты, сынок?»
— Эй, хлопчик, не ты ли, случаем, подобрал ременной чересседельник на печи? — с уверенностью, что подпинок стащил не кто другой, как Хомка, насмешливо спрашивает лавочник.
— Боже мой! — опомнясь, восклицает хозяйка.— У нас век того не было, чтобы воровали... Не такой же у нас заезд.
— Да я не брал,— непослушным, языком говорит Хомка.
— А ну-ка, раздевайся, поищем! — недобрым смехом смеется лавочник.
— Не-ет, он не возьмет! Что вы, люди добрые? — вступается все же за Хомку отец.
Тем временем возница еще раз слазил на печь, отодвинул порожний ящик из-под яиц, мешок с каким-то железом, самоварную трубу, обшарил все углы — нет подпинка! Осмотрел себя, несколько раз повернулся, ощупывая себя, чтобы все видели,— нет!
— Что ж, придется потрясти,— говорит худющий безбородый дядька.
Лавочник уверенно подходит к Хомке. Ощупал под мышками, за пазухой, у лаптей... Отец смотрел, словно окаменев. Хозяйка глядела на бедного мальчика с жалостью, вчерашний дед-добрячок не скрывал своего возмущения; остальные возчики — им было любопытно, мерзко, но любопытно. Как боялся Хомка, что пропажа каким-то чудом вдруг окажется у него! Он и сам уже не был уверен в себе: брал или не брал? Может, взял спросонок... А лавочник, раздосадованный, обескураженный тем, что ничего не нашел у Хомки, бросал подозрительные взгляды на отца...
И тогда у Хомки пересохло во рту, как в самую жарынь во время жатвы. Он оцепенел. Упаси бог, найдут у отца... мог ведь он украсть себе на сотку.
— Надо всех трясти,— говорит лавочник.— Почему одного хлопчика? Одному — обидно, всем — не обидно.
— Всех — так всех,— недовольно, но быстро соглашаются возчики.— Всех — так всех...
— Обыскивать — дело худое, а воровать — никуда не гоже,— говорит худющий дядька и первым начинает расстегиваться.
— Почему всех? — возмущается хозяйка.— Ведь он последним приехал, никто после него не лазил на печь. Чего тебе там было надо? О чем разговаривал там со своим хлопчиком? — наседает она на Хомкиного отца.
— Браточки! Кем-кем, а вором еще не был,— ищет сочувствия отец.— А, трясите, обыскивайте!..— распахивает он вдруг свои лохмотья.
Лавочник со своим возницей принимаются за отца. Хомка весь сжался. Он видит, как они лезут в отцовский карман, шарят за поясом, после чего требуют: «А ну-ка, давай свой мешок»,— и выворачивают его наизнанку.
— Может, в санях забыл? — спрашивает хозяйка возницу.
— Да нет же, говорю тебе: привязал к гужу,— сердится тот, но все же идет во двор.
И больше никого не стали обыскивать. «На одних нас подумали»,— смекает Хомка. Теперь он знает, что отец весь день будет злиться, будет без причины хлестать лошадей и кричать на него. А за что?..
Очень скоро возница возвращается.
— Есть,— виновато произносит он одно слово, показывая подпинок.
— Где нашел? — грозно допытывается лавочник.— В чьих санях?
— Да под навесом, возле моих. Сам затоптал в снег...
— Дурной же ты, дурной! — повеселев, ругает его хозяйка.
— Еще не был вором! — с важным видом оглядывает всех отец.— Ну что, сынок? Люди думали, что воры — мы, ан нет! — шутит он с сыном, но так, что Хомке еще страшнее.
— Зазря обидели человека,— вступается за него добрячок возчик-дед. Но теперь Хомке он меньше нравится: чего молчал со всеми, не замолвил доброе слово?
— А тебя кто спрашивает? — рявкает на деда лавочник.— Все вы хороши!
— Оно и средь вашего брата бывают фертики! — не боится его дед.
— Что-о? Чего пристал? — с вызовом бросает лавочник.
— Ишь ты, испугался тебя, как кобыла зайца! — презрительно отшучивается дед и добавляет: — Первого тебя надо бы потрясти да обыскать. Чтоб тебя черти лысые трясли...
Лавочник плюется и выходит. Возчики хохочут.
— А ну-ка, Песя, давай-ка еще сотку, погреться в дорогу,— просит отец и украдкой смотрит на сына. Хомка потупил взгляд.
Хозяйка сердится:
— Что тебе тут... монополька?
— Ну, ну, давай...
— Ладно, неси уж ему сотку, Матруна. Пусть уж едет с миром,— соглашается хозяйка.