Выбрать главу

Вот и тут тоже. Царьков-Коломенский взял да и брякнул Васильевской бабе, что они в субботу ездили с Васильевым в лес "любоваться его осенним убранством". А Васильевская баба, на которой тот упорно не хотел жениться, тут же смекнула, что если они ездили в лес, то никак не иначе как в сторону совхоза "Удачный", где в школе дураков преподает старая романическая Васильевская любовь Танька-Инквизиция. Живя якобы в глуши, а на самом деле профура, каких свет не видал. И работает "в глуши", потому что город близко и по зарплате ей выходит за непонятную "вредность" коэффициент 15%. Васильевская баба пришла к Васильеву и закатила ему скандал. Васильев весь покрылся красными пятнами, затопотал на бабу, что она лишает его свободы думать, и выставил ее, прорыдавшуюся, напудренную, за дверь. А сам остался и стал ходить по комнате, бессмысленно присаживаясь в кресло, трогая лоб, кусая ус, ероша шевелюру.

Тут снова стучатся в дверь. Открыл, а там шутовски стоит на коленях друг-предатель В.Царьков-Коломенский и говорит:

- Ты уж извиняй, брат, я не знаю, как такое оно и случилось. Ну - трекнул ей, трекнул я ей, а кто же знал?

Ты уж извиняй, брат, давай, что ли, выпьем в заглаживание моей вины?

Васильев сверху посмотрел на него. Смотрел, смотрел, а потом и захлопнул дверь, не сказав другу никакого обидного слова.

И Царьков-Коломенский поэтому не обиделся. Но оставаться на коленях было как-то очень уж неудобно. Весельчак встал, отряхнул брюки, харкнул в лестничный пролет и зашагал вниз, в направлении собственного плевка.

А при выходе из подъезда его чуть не сбил с ног какой-то взволнованный молодой человек в мохеровом шарфе.

- Тише нужно бежать, молодой человек, - научил Царьков-Коломенский. Но тот, бессмысленно на него посмотрев, ничего не ответил и взлетел наверх.

Вскоре он уже стучался в дверь Васильевской квартиры.

— Что вам угодно? - сухо спросил Васильев, так как он его слегка узнал, этого молодого человека. Его звали

вроде бы Санечка.

— Мне... мне что угодно? - вдруг разулыбался юноша. - Здравствуйте, во-первых, - сказал он.

— Здравствуйте, - хмуро сказал Васильев.

— А во-вторых, не дадите ли мне глоточек воды, я очень хочу пить...

— Мне не жалко воды, - сказал хозяин. - Но поищите ее где-нибудь в другом месте, - сказал он и хотел закрыть дверь.

— Да подождите же вы, подождите... - Молодой человек дико блуждал глазами, принюхивался, он даже зачем-то на цыпочки становился, отвратительно вытягивая шею.

Так что Васильев, обозлившись окончательно, стал его выпихивать. Но молодой человек оказался тяжел и неповоротлив. Густо дыша, они сцепились и замерли в исходной позиции в этом узком коридорчике.

— Так, может, вы все-таки позволите мне пройти! - выкрикнул молодой человек. - Я хочу все сам увидеть

собственными глазами.

— А... ты вон о чем? - внезапно понял хозяин и усмехнулся: - Ну иди, брат, проходи. Будь гостем...

Молодой человек и юркнул в комнату.

— Но ее же тут нет?! - вскричал он, заламывая руки. - Где она?

— Хозяин ухмылялся.

— Выходит, она нас обоих обманула?! - вскричал юноша. - И вы, вы миритесь с этим?

— Пошел вон, - сказал хозяин. - Пошел-ка ты вон отсюда, сопляк, хам, неуч, кретин, дебил, размазня. Пошел отсюда вон!

— Вы... вы потише! Я ведь боксер! - из последних сил выкрикнул вроде бы Санечка. Но тут же истерично разрыдался и, пятясь эдак боком, боком выполз. Вывалился из квартиры, как ключ из кармана.

А хозяин тогда запер дверь на ключ. Он все еще ухмылялся. Он подошел к зеркалу и построжал. На него глядела его красивая голова, чуть тронутая сединой, несвежее его лицо. Он сделал гримасу, показал сам себе язык, сел за стол и начал писать:

"Многие неурядицы на свете объясняются, по-видимому, просто: различием темпераментов. Один человек, допустим, такой это веселый-веселый, что с ним хоть, допустим, что ни случись, отчего другой сразу бы окочурился или повесился в петле, а этому - хоть бы хны! Плюнет и дальше жить пойдет. А другой от всякой ерунды сычом смотрит, и нету с его мнительностью никакого сладу".

И тут в дверь снова постучали. Васильев вздохнул и пошел открывать.

На пороге стояли: Васильевская баба, Царьков-Коломенский и давешний молодой человек.

- Да вы мне, никак, чудитесь? - сказал Васильев.

— Ишь ты, ишь ты какой!.. - обиделась баба.

— Острит, острит старик! - ликовал молодой человек. - Ох и остро-ум-ный старичок! - обращался он к Васильевской бабе.