Хорошо. Я еще не знаю, что со временем шутки плохи, и вверяю 6 руб. 10 копеек, а также часы в руки этого прыщавого индуса, а он мне велит приходить через шесть дней. Вот так.
Но я не отчаиваюсь. Надеюсь на оставшееся. А оставшееся, старинного вида от тети Муси ходики с высовывающейся кукушкой, тоже мигом застонали, зашипели. Дореволюционная кукушка, высунувшись, лишь сказала "кук" больным голосом, а больше уж ничего она не говорила и назад не спряталась, и те гирьки ее уж повисли вяло и некрасиво.
Ничего? Познав на собственном кошельке, что нынче и мелочь обходится порой в вышеупомянутые 6 руб. 10 коп., я тогда уже к деловому деятелю часовой промышленности идти не решился, все же робко надеясь на что-то. Ибо, во-первых, настоящему человеку, не больному, и всегда свойственно надеяться на что-то. Ну, а во-вторых, у меня еще оставался обыкновеннейший трехрублевый работяга-будильник, который вечно будит меня, работягу, идти работать в контору, куда я опаздывал, опаздываю, а теперь еще пуще опаздывать стану, потому что я, надо сказать, после некоторых историй совершенно разочаровался во времени.
Ну, да это особого отношения не имеет. И бросьте вы, и не думайте, что я в каком-то определенном смысле разочаровался во времени. Я... я неточно выразился, наверное, потому что ведь со временем шутки плохи, а я разочаровался лишь в часах, совершенно не видя в них никакого толку, а справедливо видя лишь один только вред, близкий к уголовщине. И я объясню почему.
А потому что с последним моим оплотом, этим самым работягой-будильником, приключилось та-а-кое, пардон, товарищи, дельце, вылито похожее иль на фильм "Романс о влюбленных", или просто на какой-либо короткий романс композитора Глинки, исполняемый по первой программе радиовещания бархатным певцом и роялем.
Потому что пришла с морозу моя подруга Ветта-Светлячок, вся раскрасневшаяся от ядреного сибирского морозца. Вся раскрасневшись от ядреного сибирского морозца, лукаво, как волк, поблескивая озорными глубокими и необъятными, как наша Родина, карими глазками, эта раскрасневшаяся стерва заявила мне так:
— Я пришла тебе сказать, так будет честно, о том, что я выхожу замуж.
— И заявление ты уже подала? - спокойно поинтересовался я, сидя в это время на маленькой табуреточке во
всем нательном и в шерстяных носках.
— Подала, - смело ответила девушка.
— А скажи, дорогая, - продолжал любопытствовать я, - наш "женишок" знает, где ты в настоящий момент
находишься, или мне пойти ему позвонить, чтобы он прилетел сюда на крыльях своей любви и свой порченый товар окончательно и начисто забрал, и любуясь, и страдая, и млея, как тот самый Ленский, который в конце концов получил, может быть, и незаслуженную, но самую настоящую пулю в свой пылающий от любви лобешник?
От таких моих горьких, но справедливых слов Ветта-Светлячок залилась натуральными слезами и разразилась глубокими нутряными всхлипами.
Но перед этим запустила в меня будильником. Довольно реактивно, а все-таки не попала.
Я тоже был очень взволнован и предложил Ветте успокоиться, обняв ее рукой за шею. Ветта всхлипывала, мы осыпали друг друга бесчисленными поцелуями и вскоре стали близки, нежны, как никогда. Мы гукали и щекотались, но когда я заявил, что нужно бы и нам в конце концов поговорить серьезно, Ветта грубо расхохоталась, резко отбросила мою проникающую руку, встала и начала быстро одеваться.
- Ты, конечно, можешь сказать, что я тебе не раз уже это говорил, - начал было я.
Но она, не допустив никакого худого слова в мой адрес, молча меня поцеловала на прощанье и ушла, хлопнув дверью, по-видимому, навсегда. Я это сразу понял, лишь как услышал, что у ней уже лежит заявление в ЗАГСе.
Понял. И понял еще, что остался я, беднячок, один-одинешенек на свете без Ветты, наедине с полностью отсутствующим временем.
Ой как муторно! Вот тебе и Ветта ушла, оплот мой в мохеровой косынке! Ветта-Светлячок, я, может, и плохо люблю тебя, но я тебя люблю ж таки, и других мне не надо, потому что все одинаковые. Вот и Ветта ушла, символ света, и телевизора у меня нет, потому что он - символ мещанства, и радио у меня отключили за неуплату, газету "Правда" я читать не могу, потому что у меня ее константум крадут из почтового ящика какие-то бессовестные маниаки. Ой как муторно! Ой как нехорошо!
А вечерело. Сам я живу на пятом этаже многоквартирного дома, со средним и переменным успехом занимаясь своей основной профессией - служением в лаборатории научной организации труда, которая якобы разрабатывает какие-то нормативы, а на самом деле, будь моя воля, так я бы ее начисто и навсегда прикрыл как опаснейший рассадник тунеядства и безразличия. Судите сами: будучи инженером, я получаю 120 рублей плюс 20% сибирского коэффициента и каждый день сильно мучаюсь, потому что делать мне на работе ровным счетом совершенно нечего, равно как и другим 69 сотрудникам, которые с озабоченным видом снуют по коридору либо тупо сидят за полированными столами. Землю мы не пашем, хлеба не сеем, а только научно пытаемся организовать то, что сами делать не умеем. Я просто даже удивляюсь, как это государство мирится с существованием такого скопища прохиндеев, получающих ни за что получку, одним из которых являюсь я, потому что у меня нет мужества. Ой как муторно! Ой как нехорошо! И куда же эта идиотка закинула мой будильник?