Сильно раздосадованный подобными мыслями, я полез под кровать и с ужасом увидел, оттуда появившись, что никогда доселе я подобного странного времени не встречал, что будильник мой тоже сломан, как поломаны все остальные мои приборы и самая жизнь.
Ибо поднес я будильник и вижу - эх, граждане! Не совру! - и вижу, что все три стрелки изгибаются волнисто!
Волнисто! Вы представляете? Это - как рябь в российском пруду, где около купальни гимназист вздыхает, ожидая свою Олю, которая в белом, девушка с косой и восковым каким-либо личиком. Или как тощая веревочка играющего мальчика, который изображает из нее змейку среди городского песочка и ярко раскрашенных детских грибков. Или как... Да что тут сравнивать! Я всегда знал, что Ветта поэтическая натура, но чтобы такое? Чтобы так романтично зарулить будильник? Чтоб, стекла не разбив, заставить страдающей рукой волнисто изогнуться все три стрелки! Я стал еще больше уважать Ветту и, окончательно сильно по ней тоскуя, вдруг заплакал, окончательно поняв, что потерпел полное фиаско.
После чего и лег спать. Человеку, потерпевшему полное фиаско, нужно спать и не видеть снов, а по возможности и не просыпаться. Потому что, проснувшись, он должен по возможности в чем-нибудь участвовать, а человеку, потерпевшему фиаско, ни в чем участвовать и нельзя и не надо. Это я вам точно говорю на основе излагаемого моего горького опыта.
Да. Я лег спать. Но тут же и проснулся, ибо волнистый будильник вдруг зазвонил и пронзительно, и золото, и печально, хотя совсем не нужно было бы ему это делать. Я, например, его (простите за неловкую шутку), я, например, его об этом не просил.
И вот - началось. А потом все очень плохо кончилось, потому что - о Господи! - этот проклятый бывший будильник стал продолжать сам по себе звонить и звонитъ!!!
То ли это там у него ловко сместился механизм в сторону вечного двигателя, то ли еще что антинаучное, но я клянусь и не совру, чтоб мне не сойти с этого места, я клянусь, что лишь стоило мне задремать, как он тут же сразу - звонит, звонит и звонит.
Ну и что, по-вашему, нужно делать в такой кошмарной ситуации, когда человеку горько и требуется спать? Разбить часы молотком? Выпить седуксену? Ну, молотком - Это уж никак нельзя, и так хватает от меня шуму. А седуксен - зачем такой наркотик? От него всегда болит голова и слипаются веки, и ты плывешь утром, как жареный карась в густой сметане.
Вот так ноченька пришла! Я вертелся со стоном, и стонали пружины, и хрусталек со стеклом переговаривались в посудном шкафу, и кукушечка не кукукала, потому что - сломанная, зараза. И - эх ты, Веттка! Веттка-пад-ла! Всегда я знал, дорогая Ветточка, что когда-нибудь оно так и станет. Ветта встанет, встанет-устанет, возьмет и к какому-нибудь другому жулику уйдет. И никто не может понять, почему б мне ее не удержать, не поцеловать и законной женой в районном отделении ЗАГСа не назвать. Что мне мешает - время ли или что? Время ли или что? Время ли или что?
Ворочаясь со стоном, я ворчал со стоном и ворочался, и ворочался. И доворчался-доворочался, что и рассвет уж высветлил зимние мерзлые окошки, и в домах стали хлопать слышимые ставни. Люди шли что-то возводить, а я еще даже и не спал, слабенький!
Ну я тогда сильно стал бешеный и близкий к помутнению.
Время! Ненавистный сгусток дергающихся зубчатых колесиков, которые дергают и цепляют друг друга, и поддерживают, и крошат, и трут! И звон, звон! Этот звон!
Глядел я, глядел на это безобразие, слушал, слушал, а потом взял да и выкинул оставшееся время в форточку.
Но со временем шутки плохи!
Ибо непосредственно после процесса выбрасывания будильника в форточку снизу долетел убогий вопль раненого человека.
- Аи! Аи! Убили! - кричал человек.
И я высунулся в форточку и увидел такое, что тут же полетел по лестнице вниз кубарем.