Но в то утро, когда пришла тетка, у него, к счастью, оказался дома полный порядок.
Он только что выгнал пьяниц и вымыл полы, и дул ветер с реки Е., наклоняя балконную штору, и лето, и жарко, а тут тетя Муся пришла, и с ней тетушка Ирина с внучком, и еще кто-то, а у него, как на грех, ничего нет в доме покушать. Он страшно смутился, полетел в гастроном, купил хлеба, колбаски, рыбных консервов, варенья. Тетя Муся была важная, в крепдешиновом платье, она была из Москвы и сильно гордилась перед своими сибирскими родственниками. Он подумал - не дать ли ей денег, рублей 100-150, и не дал, потому что такой суммы у него в наличии не имелось.
Да ей и не надо было! Да и что там говорить - все это давным-давно прошло, все прошло, походит и пройдет, и Бог знает, зачем только и жили люди на земле, если они занимались такими мелочами.
И вот он переезжает на постоянное жительство в окрестности города Москвы, столицы нашей Родины. Наносит визит химкинским родственникам и становится свидетелем неприятного инцидента, разыгравшегося во время обильного обеда в их однокомнатной квартире на улице Маяковского, дом 28, за кольцевым шоссе, если ехать из Москвы.
Неприятный инцидент. Дело в том, что дядя Лева, выйдя на пенсию, то ли выпивать стал чаще, то ли пьянеть больше. Наполняя рюмочки и стаканчики, он вдруг сплел целую речь, тезис которой заключался в том, что в процессе разрушения телесной оболочки человека духовная любовь к нему исчезает, вернее - замещается. Замещается жалостью, каковая вовсе не является синонимом любви...
Что и вызвало немедленную вспышку гнева у тети Муси. (Нахохлившийся больной воробей прыгает косовато по асфальту, а на следующий день серая тушка валяется, и ты брезгливо отворачиваешься, спеша на работу...)
— Значит, ты теперь меня не любишь? - все твердила и твердила тетя Муся.
— Мария! Не пори горячку! Подай-ка мне лучше баян! - приказал дядя Лева и, широко разведя мехи, запел:
Это русские картины,
Это - Родина моя...
А тетя Муся вскоре умерла.
СМЕРТЬ.
Мы ехали средь русских картин по кольцевому шоссе из Химок в крематорий № 2. светлая память тете Мусе и вечный покой: автобус комбината ритуального обслуживания, лента напряженного шоссе, огибающего столицу, в разных концах которой торчат толстые серые конусы теплоцентрали. Молчание. Дядя Лева - вдовец. Кто-то закурил, погасил. Закурили.
Мне непонятен обряд кремации, и я утверждаю, что это - похороны без катарсиса. Дьявольские штучки - органист во фраке, высокие потолки, здание светлое, просторное в центре - плита, куда ставят гроб, и он медленно уходит в пустоту под траурную музыку, по последнему слову немецкой науки и техники. И хочется броситься вслед, но металлические створки смыкаются, смыкаются, смыкаются. Сомкнулись. Конец? Нет, что вы... На кладбище хорошо, там земля шуршит и комки осыпаются, а в земле живет червь могильный, но человек умирает один раз, а хоронят его дважды. И - урна вместо гроба. За что?..
Поминки. Русские поминки. Женщины хлопочут и возятся на кухне, мужчины постепенно напиваются. Ладно, мы так устроены, и некому нас за это судить.
А только дядя Лева на поминках сильно струсил. Как тут же выяснилось, он трусил будущего праха тети Муси, который следовало получать через неделю. Дядя Лева отвел меня в сторону и начал издалека. Он сказал, что всегда относился ко мне как к родному, что он уже окончательно стал стар, что у него расстроены нервы, что он многое видел в жизни и жизнь обошлась с ним неласково. Далее он попросил меня забрать урну с прахом покойной и "пока подержать ее у себя дома". До оказии. До того времени, кода я или еще кто-нибудь не поедем на родину, в наш город К., и не свезем туда урну, ибо это и было основное желание покойной - "лежать в родной земле". Пьяненький дядя Лева врал и не глядел мне в глаза, но сообщил, что все расходы по кремации уже оплачены, что я - человек молодой, а он стар, болеет, нервы у него изношены и что он просит об этом как о личном одолжении.
Через неделю я отправился в крематорий № 2, где за столом, под табличкой "ТЕХНИК-СМОТРИТЕЛЬ НИШ", сидел рыжий малый в черном сатиновом халате и каракулевой шапке пирожком. Он бессмысленно глядел в стекло, что лежало на столе, прикрывая табель-календарь, вырезанный из какого-то западного журнала. Рядом стояла небольшая очередь, но не к нему, а к окошку с надписью "ВЫДАЧА ПРАХА". Там орудовала, и точнее слова не подберешь, миловидная дама, вся в золоте, красивая, пухлая, в модных одеждах. У окошка внезапно разыгрался скандал. Одна шумела, что ей дали "не тот прах". Выдавалыцица сначала закричала, чтобы не мололи ерунду, "поскольку это исключается автоматически". Но потом, увидев действительное несовпадение номеров в квитанции и выданной урне, слегка смутилась и ушла искать настоящий прах. Рыжий малый внезапно распахнул уличные двери и, напустив холоду, стал что-то быстро мести веником. Я уверен, что он заметал зеленых чертей. Потом он обратился к очереди: