— Обедала, - шептала официантка.
— Вот и отлично. Принесите мне все, что вы сегодня ели, плюс грамм триста коньячку.
Официантка попятилась и споткнулась о ковровую дорожку, шикарно устилавшую проход между столиками. Она попятилась, споткнулась и упала, отчего ее юбочка несколько задралась и показались краешки комбинации.
Оборванец ловко выскочил из-за стола, ловко подал потерявшейся официантке руку с обглоданными ногтями и любезно поинтересовался:
- Что это с вами? Устала, бедненькая. Попробуй-ка за нами за всеми поноси.
И возвратился за столик, крикнув Анюте вслед: "Сигарет еще, "Столичных" или "Варны"".
А высунувшуюся комбинацию он приметил. Комбинация была не простая, а красно-зеленая, в полоску.
Естественно, что к такому чучелу никто не подсаживался, и оборванец скучал. Он барабанил пальцами по столу и хмурился.
А время было действительно дневное, и главное гуляние еще действительно не началось, почему и метрдотель Марья Михайловна отсутствовала. Глядишь, будь она на месте, все бы обернулось по-другому, а так Анюте и посоветоваться оказалось не с кем. Все девочки бегали, а с поваром советоваться было бесполезно, ибо повар являлся натуральным дураком и мог насоветовать разве что какую-нибудь чушь.
Поэтому она нагрузила поднос едой и обреченно вышла в зал.
Оборванец сидел по-прежнему один, но уже где-то подстрелил закурить. Он пускал дым колечками, и кольца, надо сказать, у него получались замечательные - тугие, плотные. Он их надевал на палец, и они на пальце таяли.
- Полсолянки, люля-кебаб и компот, - сказала бедная Анюта.
- И коньячку, и сигарет.
Анюта молчала.
— И что-нибудь к коньячку: лимончик, семги принесите.
— Семги у нас нет никогда.
— А что есть копченое, вкусненькое?
— Теша нототении.
— Эх, тащите хоть и эту вашу тещу, - сострил оборванец. - А вообще-то я не ожидал, что официанты так
обедают.
— Как так?
— Скудновато, скудновато.
- С нас же высчитывают.
Оборванец засмеялся.
- Я так отсюда голодный уйду. Мяса! Дайте мне больше мяса!
Произнося последние слова, он несколько повысил голос, и слова получились немного визгливые. Но официантка не вздрогнула.
— Хорошо. Шашлык будете есть?
— Буду, буду. Отлично.
И она принесла. Оборванец вкусно обедал, выпивал и покуривал. Он очень наслаждался жизнью.
Но когда Анюта подала счет, странный посетитель решительно отложил бумажку в сторону.
— Нет! Не говорите мне о деньгах! Мне больно! Этого не измерить деньгами. Лучше скажите, когда вы заканчиваете работу.
— В двенадцать, - отвечала ошалевшая официантка. - Но я еще полчаса считаю выручку.
— Все ясно, - усмехнулся оборванец. - Все понятно.
Выручка. Дайте-ка мне ваш домашний адресок. Я приду к вам сегодня ровно в час ночи.
Хотите верьте мне, хотите нет, но официантка дала ему свой адрес. Вывела мертвой рукой на том же самом счете, где значились съеденные оборванцем двенадцать рублей сорок восемь копеек.
- До скорой встречи, - сказал оборванец и исчез, почтительно сопровождаемый швейцаром, который взял под
козырек и долго смотрел ему вслед.
Он ушел, а куда ушел - это нам неизвестно.
Зато все известно про официантку Анюту.
Она работала. Она разносила, принимала, подавала, считала, улыбалась, а потом пришла в свою пустую однокомнатную кооперативную квартиру и стала смотреться в зеркало.
Нового ничего не увидела. На нее глядела женщина страшненькая, сухонькая, лет тридцати, с золотым зубом. Начинающаяся сеточка морщинок. Тонкие губки накрашены перламутровой помадой.
- Чушь, - сказала Анюта.
И часы пробили час.
- Чушь, - повторила Анюта через пять минут. -Чушь. Чушь.
И начала переодеваться.
За стенкой развлекались. Слышалось пение "Хмуриться не надо, Лада".
- Не надо, - сказала одинокая официантка, снимая синее форменное платье, развязывая черный галстук с
широким узлом, распуская волосы.
И тут прозвенел звонок. Анюта накинула халатик, открыла. И сразу поняла, что оборванец порядком пьян.
- Пардон. Задержался в одном месте, - объяснял он, покачиваясь.
Та же гаденькая одежда, то же гаденькое все.
— Уходите. Вы пьяны! - с тоской сказала Анюта.
— Ну, пьян. А почему я должен уйти? - возражал оборванец. - Пустите меня, и я ничего вам не сделаю.
Официантка молчала.
— Ну чо ты? - оборванец обнял Анюту.
И она его впустила.
— Только не подумайте, что я... - сказала она.
— А я и не думаю, - сказал оборванец.
— И не надейтесь, что я...
— А я и не надеюсь.
— Будете пить чай?
— Буду.
Они молча пили чай. Тихо тикали часы. Они молча пили чай.