Вениамин вкрутил лампочку в комнате Любы, и они увидели на столе шприц, наполненный прозрачной жидкостью. Вениамин сходил на кухню и, высыпав содержимое одного из пакетов с макаронами, в пустую кастрюлю, с помощью обрывка бумаги осторожно взял шприц и положил внутрь пакета. Держа в руках эту улику, он повернулся к Любе и произнес:
– Почему-то мне кажется, что в этот раз он не собирался угощать тебя пирожными.
Люба посмотрела на Вениамина восхищенным взглядом и, смутившись и покраснев, вдруг призналась:
– Ты разрушил мою жизнь, но при этом дважды спас меня от маньяка. Терпел мои оскорбления, возил и кормил меня все это время. Как я могу отблагодарить тебя и искупить свою грубость и неучтивость по отношению к тебе?
Вениамин подумал: – ты прекрасно знаешь как, – но, вслух, ответил, – ты могла бы пойти со мной на танцы.
– Этого слишком мало для оплаты моего долга перед тобой. Я приглашаю тебя поужинать в ресторане за мой счет.
– Такого мне еще не предлагала ни одна девушка. Хорошо, завтра в семь вечера я приеду за тобой.
Ровно в семь вечера Люба вышла к машине Вениамина, одетая в брюки цвета топленого молока и коричневую, облегающую блузку с короткими рукавами. Ее волосы свободными, золотистыми волнами падали на плечи и Вениамину показалось, что стук его сердца слышен всей округе. Люба сказала, в какой именно ресторан они должны ехать: она утром закала там столик. Люба сама сделала заказ, который состоял из овощного салата, бифштекса с жареной картошкой и бутылки красного вина. Когда после ужина они вышли на улицу, Вениамин пошутил, что теперь понимает девушек, которые считают себя обязанными расплачиваться своим телом за такие походы в ресторан. Люба ответила, что она, как порядочный человек, не претендует на обладание им. Следующим пунктом программы вечера были танцы. Они отправились пешком на ближайшую, летнюю, танцевальную площадку, там было много свободных скамеек, стоявших вдоль ограды. Вениамин и Люба уселись на одну из них и, молча, наблюдали за парами, двигающимися в такт музыке. Когда зазвучала песня в исполнении Лучано Паваротти, Вениамин пригласил Любу на танец. Он положил руки на талию Любы и, слегка прижав ее к себе, начал двигаться, подчиняясь ритму звучащей мелодии. Люба поймала себя на мысли, что ее единственным желанием сейчас, было желание повиснуть на Вениамине и так, и висеть. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом. Вениамин смотрел на нее с нежностью и грустью. Любину душу охватил незнакомый трепет. Ее волнение передалось Вениамину и заставило его обнять податливое тело Любы сильнее и, в этот момент, мелодия закончилась. Постояв немного, они, оглушенные своими чувствами, вернулись на скамейку. Каждый из них был потрясен встречей с необоримой великаншей по имени любовь, но это потрясение вызвало у них разные мысли.
Вениамин думал о своей карьере, о том, что скажут его родители «о вовлечении их семьи в родственные связи с криминалом» и, одновременно, с восторгом думал о том, что душа Любы уже принадлежит ему. Неиспытанная доселе радость соседствовала в его мыслях с осознанием его одержимости желанием обладать Любой.
Люба же боялась признаться себе в своей неожиданной и полной готовности отдаться Вениамину без соблюдения всяких формальностей, типа брака, тем более что ее родители, наверняка, не были бы рады такому зятю. Люба не понимала, в какой момент ее разум отказался ей служить, и она оказалась в цепях сладостного чувства подчиненности страсти Вениамина и своему желанию покорно следовать за ним хоть на край света. Как будто, ложная весть о ее бесчестье сорвала оковы с дремавшей под гнетом нравоучений и строгого воспитания чувственности, а пережитое отчаяние от позора толкнуло ее в пропасть безумной страсти.
При прощании Вениамин не стал договариваться с Любой о следующей встрече. Он сказал, что этот вечер превзошел все его мыслимые ожидания и, что теперь она ничем ему не обязана. Затем нежно поцеловал ее в щеку и уехал.
Когда он вернулся домой, то застал в гостиной дядю, сидевшего в кресле под торшером с бокалом вина. Он подсел к нему с расстроенным видом и тоже налил себе вина. Дядя, взглянув на него, спросил:
– Что детинушка невесел, что ты голову повесил? Наверняка причина в женщине?
– Причина и в женщине, и во мне. Все очень сложно. Если будет она, не будет карьеры и родители окончательно разочаруются во мне. Останусь с тем, что имею, потеряю ее.
– Что же с этой женщиной не так?
– Ее родители и дедушка с бабушкой сидят в тюрьме.
– Убийцы что ли?
– Нет.
– Что, еще хуже – политические?
– Нет – экономические, – сказал Вениамин.