В крайнем случае, у Енаи был запасной вариант - послом Германии оставался Эйген Отт, причем, никаких признаков его опалы не наблюдалось, наоборот, Эйген-сама после переворота Роммеля расцвел, как сакура весной. Это было легко объяснимо для человека, знакомого с биографией генерала Отта - некогда капитан Отт был одним из доверенных помощников генерала фон Секта, впоследствии подполковник Отт был одним из постоянных авторов, кстати, как и господин Зорге, журнала 'Ди Тат', известного как 'рупор' генерала фон Шлейхера (соответствует РеИ В.Т.).. Проще говоря, генерал Отт был своим человеком среди германских военных русофилов - и можно было не сомневаться в том, что для него не будет закрытых дверей в Берлине; впрочем, Енаи полагал, что для старого друга России широко распахнутся и многие двери в Москве, в особенности, в Генеральном Штабе и Наркомате Обороны. Проблема была в том, что начинать беседу с Оттом - а он бы не отказал давнему знакомому - надо было с того же, с чего же ее пришлось бы начать с фон Хаусхофером, а, именно, с сообщения, что господин Зорге выезжает в Москву.
Мысленно Енаи выругался - он давно подозревал, что не зря Зорге захаживал в посольство Третьего Рейха как в собственный дом. Предложенная офицерами Кемпейтай версия, что все объясняется романом господина Зорге с фрау Отт, вызвала у него мысленную улыбку - судя по всему, это было прикрытие, скрывавшее давнюю связь этих людей, связь, заключавшуюся отнюдь не в информировании господином Зорге ведомств бригаденфюрера Шелленберга и адмирала Канариса.
Все было намного серьезнее - и, адмирал окончательно убедился в этом, прочитав протоколы допросов Зорге в Кемпейтай, любезно предоставленные ему армейцами. Зорге почти не кривил душой, говоря следователям, что он не работал против Японии - все верно, где бы господин Зорге ни числился, его резидентура (или точнее будет назвать ее сетью влияния?) трудолюбиво работала над конструированием столкновения Империи с англосаксами; это почти автоматически переводило идеи генерала фон Хаусхофера о германо-русско-японском союзе, контролирующем Евразию, из разряда теоретических построений в разряд практических надобностей. Нетрудно было представить, насколько серьезные силы считали эти идеи выгодными для себя, если политически неблагонадежный для нацистов генерал Отт стал германским послом в Японии, а имеющий сомнительные для безупречного большевика связи Зорге стал русским резидентом в Японии.
- Впрочем, о чем это я? - мысленно одернул себя Енаи - что это силы, как раз понятно - те самые, что провернули прорусский переворот в Германии и обеспечили договоренность немецких военных и промышленников с господином Сталиным. Те самые, что некогда готовили встречу в Бьерке - недаром ведь сейчас передо мной сидит сын того самого генерал-майора русского Генштаба 'Иванова', который был одним из убежденных сторонников русско-германского союза.
Четвертым слоем, предельно сложным, было понимание существующих раскладов в ключевых группировках советской элиты - конечно, в том случае, если удастся начать тайные переговоры с СССР на приемлемых для Японии условиях.
Как это не было грустно признавать куратору спецслужб Флота, но дальше самых общих познаний о группировках русской военной элиты флотская разведка продвинуться так и не смогла. Да, японские морские разведчики знали о существовании группировок, возглавляемых маршалами Жуковым, Коневым и Василевским - но, на этом их познания и заканчивались. Ни о позиции, занимаемой членами этих группировок по вопросу взаимоотношений с Японией, ни о деталях соперничества между этими группировками, ни даже о том, кто в какой группировке состоит, почти ничего узнать не удалось. Из имеющихся обрывков информации сложить цельную картину было невозможно - аналитикам просто не хватало данных. Собственно, Енаи даже не знал, в какой группировке состоит 'Иванов'.
Чуть больше информации было по русскому Флоту - японская разведка знала, что русский морской министр возглавлял группировку сторонников возрождения могущественного океанского флота. Так же было известно о существовании среди советских адмиралов многочисленного 'болота', искренне желавшего одного - чтобы их оставили в покое. Будет ли при этом русский флот владыкой Мирового Океана или же окончательно скатится к статусу третьеразрядного прибрежного флота, вроде норвежского или финского, их не интересовало.
Взаимоотношения русских Армии и Флота были предельно сложными, почти, как и в Японии - хотя, конечно, до взаимных убийств дело не доходило. Содержанием противоречий был вопрос о распределении военного бюджета - так же, как и в Японии, с той разницей, что для островной Империи условием выживания был могущественный Флот, то, для континентальной Империи - Армия.
Русский Флот, чем дальше, тем больше, становился загадкой для адмирала Енаи - загадкой, разгадать которую требовали его честь и долг самурая; загадкой, ставшей вызовом его профессионализму разведчика.
Русский Императорский Флот, тот, который был противником Флота Империи Восходящего Солнца в русско-японской войне и союзником в Первой Мировой войне, загадкой не был - это был неплохой Флот, имевший свои сильные и слабые стороны, адмиралов, таких, как Макаров, Эссен, Колчак, Непенин - и 'адмиралов', таких, как Рожественский и Эбергард, хороших и плохих офицеров, унтер-офицеров, матросов. Этот флот был силен своими моряками - но не верфями, кораблями, бюджетом, высшим руководством. Енаи уважал русских моряков за доблесть, проявленную экипажами 'Страшного' и 'Стерегущего', 'Рюрика' и 'Севастополя' в боях с Императорским Флотом. Большой интерес у него вызвали действия Черноморского Флота - собственно, единственным 'пятном на мундире' у черноморцев стала печально известная 'севастопольская побудка'; в остальном русские моряки действовали и смело, и весьма профессионально, сумев и эффективно противостоять 'Гебену', и изрядно осложнить турецкое судоходство, и, единственные в мире - успешно высаживали десанты при активном противодействии противника.
Красный Флот, разрушивший традиции победителей при Гангуте, Корфу, Наварине, Синопе, уничтоживший то хорошее, чем был силен Флот, созданный Петром Великим и, принесший анархию и развал, не вызывал у самурая Енаи ничего, кроме брезгливого презрения - это был, называя вещи своими именами, не Флот, а 'флот'.
Именно поэтому ни англо-советское морское соглашение, согласно которому Советский Союз получил право держать два линкора в европейских водах - и, неограниченно большой флот на Тихом океане, ни советская 'Большая программа' не вызвали у Енаи особого беспокойства. Причина была проста - Мицумаса Енаи вполне разделял мнение кого-то из британских адмиралов, так прокомментировавшего попытки Франции в конце XIX века построить флот, равный Королевскому Флоту: 'Тысяча кораблей и миллион моряков - это еще не флот!'.
Отношение к советским морякам у него начало меняться к концу 1941 года - нет, естественно, адмирал знал о потоплении 'Балеареса' республиканскими эсминцами, находившимися под командованием дона Николаса Лепанто, но, это он считал не более чем эпизодом, ничего не меняющим по сути дела. Получив подробную информацию об обороне русскими Либавы, Петрограда, Одессы, Севастополя адмирал поневоле вспомнил моряков из экипажей 1-й Тихоокеанской эскадры, защищавших Порт-Артур на суше - доблестные воины под командованием адмиралов, вряд ли достойных таких подчиненных.
Но и это была не более, чем частность - в конце 1941 - начале 1942 годов адмирал признался себе, что изрядно ошибся в оценке Советской России. Кровавым летом и смертельно тяжелой для русских осенью 1941 года вряд ли можно было оспорить оценку генералов, сводившуюся к тому, что красным пришел конец - вопрос лишь в сроках. Кое-кто из флотских аналитиков пытался осторожно оспорить называвшиеся армейцами сроки окончательного краха России, выдвигая в качестве аргумента огромные пространства Советского Союза - начатую тогда большевиками эвакуацию промышленности на восток никто не воспринимал всерьез, резонно замечая, что это невозможно, не просто перевезти оборудование и рабочих на новое место, но запустить производство в необходимые, предельно короткие, сроки, не на одном или даже десяти заводах, но на сотнях предприятий, составляющих основу целых отраслей промышленности. Судя по конечному результату, большевики просто не знали, что это невозможно - они это сделали.