- Полагаю, следует выслушать русского диктатора - а, узнав его условия, можно будет принимать решение о продолжении переговоров или отказе от них - постарался 'сохранить лицо' Оппенгеймер. Возможно, следует постараться затянуть переговоры - насколько я понимаю, наиболее удобный для красных момент довольно ограничен во времени, не превышая двух или трех месяцев; дальше пойдет частичная демобилизация, острота противоречий заметно сгладится.
- Вряд ли удастся поймать маршала на эту уловку - мягко возразил Черчилль. По опыту своих переговоров с ним могу точно сказать, что он склонен к предельной определенности. Кроме того, он высоко ценит точные, неопровержимые аргументы, умея выстраивать безукоризненные логические цепочки - настолько, что я, будучи воспитан в британском парламенте, с его культурой ожесточенных дискуссий, ничего не мог противопоставить ему (несколько видоизменное высказывание Черчилля о полемическом искусстве Сталина, имевшее место в РеИ В.Т.). Попытаться, бесспорно, надо - но всерьез рассчитывать на это не стоит.
- Вы очень высоко оцениваете кремлевского диктатора - корректно укорил Черчилля Ротшильд-старший.
- Этот человек принял разоренную, неграмотную Россию, с сохой - в качестве самой распространенной техники - и одному Господу ведомо, какой он ее оставит; текущее положение дел наводит на мысль, что самые комплиментарные оценки личности Сталина могут быть недостаточно реалистичными - пожал плечами премьер-министр. Даже если большевики из будущего оказывают ему самую широкую помощь, то ее еще нужно суметь использовать.
Энтони Ротшильд поморщился - он вообще не любил отвлеченных умствований, предпочитая им предельную практичность; но, возразить было нечего, хотя бы потому, что альтернативная версия развития событий наводила на не менее грустные для него выводы.
- Итак, джентльмены, полагаю, мы пришл
и к общему мнению относительно необходимости начала переговоров с мистером Сталиным - или нет? - барон Виктор счел нужным вернуть беседу в русло обсуждения насущных проблем, пока разозленный не на шутку дядюшка не пошел на конфликт с премьером, получившим прозвище 'Железный Боров' отнюдь не за кротость характера.
- Имеет смысл выслушать предложения мистера Сталина - и, исходя из них, принимать окончательное решение - твердо сказал Оппенгеймер.
- Согласен с мистером Оппенгеймером - добавлю лишь, что нам не следует первыми выходить на контакт с русскими - высказал свою точку зрения Энтони Ротшильд так, что было очевидно - это максимальная уступка, на которую он готов пойти.
- Я принимаю точку зрения сэра Энтони и мистера Оппенгеймера - выразил свое мнение Черчилль, вполне довольный тем, что удалось выдавить их согласие на предварительные переговоры.
- Присоединяюсь к Вашему мнению, джентльмены - кротко сообщил сэр Стюарт.
- Полностью согласен с Вашим мнением, господа - скромно, как и полагалось младшему по возрасту и положению, сказал барон Виктор.
Размышления генерала Тодзио.
11 мая 1944 года, Токио.
Генерал Тодзио, премьер-министр Империи, сидел в чайном домике, в своем саду - и в одиночестве пил чай.
Строго говоря, это не было обычным чаепитием самурая, отдыхом для души и тела - генерал продолжал работать, анализируя имеющуюся информацию, и, ища выходы из сложившейся ситуации.
Ситуация не радовала верного слугу Тэнно, одного из руководителей клана Тесю. Нет, формально все было очень неплохо - оборонительный периметр Империи был нерушим, промышленность наращивала выпуск вооружения, Армия была по-прежнему сильна, как, впрочем, и Флот.. Все это было так - но генерал понимал, что это не более чем форма, с сутью же все было намного хуже.
Хидэки-сама осторожно отпил глоток чая, покатал горячую жидкость во рту, наслаждаясь ее вкусом - и проглотил.
Генерал, помня уроки, данные ему Учителем, снова просчитывал обстановку - и не находил ошибок.
К середине 20-х имевшийся у Империи 'жирок' был истрачен целиком - а расклады и внутри, и вовне не становились лучше. Для того чтобы не стать подобием Сиама, стране нужно было развивать промышленность - а для этого нужно было дешевое сырье и рынки сбыта, на которых можно было бы продавать свою продукцию по монопольно высокой цене. Это же можно было сформулировать и проще - для того, чтобы выжить, стране Ниппон необходимо было стать новой Британской Империей, процветающей за счет эксплуатации колоний. Альтернативой была или медленная смерть, в том случае, если бы Ниппон сохранялась в тогдашнем состоянии, покупателя дорогого стратегического сырья и продавца дешевого текстиля - или смерть быстрая, в том случае, когда в стране, не имеющей жизненного пространства, но, с быстро растущим населением, вспыхнула бы революция, подобная русской. Между тем, Империя не имела колоний, куда можно было бы переселить миллионы человек избыточного населения - а главный канал эмиграции, США, был перекрыт - в 1921 году Конгресс принял закон, запрещавший свободную иммиграцию.
Единственным выходом из ситуации могло стать только создание экономически самодостаточной Империи, с источниками упомянутого выше дешевого сырья и рынками сбыта дорогостоящей готовой продукции. Но трагедия Империи состояла в том, что мир уже был поделен - и никто не собирался делиться со страной Ямато своим 'рисом'. И единственной возможностью выжить была экспансия в виде военной агрессии.
Именно в силу осознания безвыходности положения, в котором находилась Империя, и был принят 'Меморандум Танака' - высшее военное руководство Империи понимало, что у них нет иного выбора, чем выбор между смертельным риском и верной смертью, экспансией, обеспеченной военной силой и гарантированной национальной катастрофой. Оставалось идти по пути смертельного риска - и надеяться на милость Аматерасу.
Боги были милостивы к Империи Ниппон - легко прошел и захват Маньчжурии, и молчаливое признание этого захвата Западом, и развертывание там резервной промышленной базы Империи. И далее Боги не оставляли нацию Ямато - не было особых проблем в Китае, несмотря на то, что японские войска захватывали собственность англичан и американцев; а соглашение Арита-Крейги и вовсе означало признание Великобританией всех настоящих и будущих захватов в Китае.
Единственной настоящей проблемой Империи в то время была Россия. Бои за сопку Заозерная убедительно продемонстрировали сомневающимся мощь советской артиллерии - но это было сущей мелочью по сравнению с номонханским инцидентом, когда стало ясно, что даже элитная дивизия типа 'А', вместе с частями усиления, не может противостоять советским танковым соединениям. Именно тогда стало очевидно - и в 'мелочах', и в главном - Советский Союз под руководством господина Сталина имеет очень мало общего с Российской Империей царя Николая II.
Хидэки Тодзио вспоминал это время, мрачнея все сильнее и сильнее. Да, Императорская Армия, с момента своего создания считала смыслом своего существования миссию на Севере - и ведь долго все было хорошо, даже срыв сибирской экспедиции среди армейских офицеров было принято объяснять внутренними проблемами Империи, а не силой врага.
Номонхан стал страшным уроком во всем - тогда командование Квантунской армии хотело реванша за хасанские сопки, и, сделало все от него зависящее, чтобы пограничье Маньчжоу-ди-го и Внешней Монголии стало новым Мукденом для возомнивших о себе русских. Тщательно было выбрано место конфликта - менее чем в 200 км от японской железнодорожной станции, и, более чем в 700 км - от русской станции Борзя в Забайкалье. К операции были привлечены лучшие силы Квантунской армии - и сухопутчики, и летчики.
И тут русский медведь показал свою силу, хотя и не сразу - на всех уровнях планирования и ведения войны. Русские сумели сделать все - от переброски и снабжения войск, от захвата господства в воздухе до окружения 6-й армии. Венцом всего стала проведенная ими дипломатическая операция по заключению Пакта Молотова-Риббентропа, фактически дезавуировавшая японо-германское соглашение о совместной обороне.