В сущности, это было неудивительно - руководители Армии, при всем своем уме и образовании, богатейшем жизненном опыте, оставались своеобразными 'фанатичными адептами Хатимана' (Хатиман - бог войны в пантеоне синто В.Т.), свято верящими в то, что 'ямато да-си', японский дух способен пересилить любые ухищрения гайдзинов; людьми, искренне считающими, что слепое следование традиции, выраженной в 'Бусидо' и 'Хагакурэ' способно решить любые вопросы дня сегодняшнего - надо только дополнить катаны пулеметами и танками, да пересесть с коней на истребители и линкоры. Европеец мог бы назвать их романтиками самурайства, романтиками милитаризма - это было верно, в рамках европейской традиции анализа; японец, в рамках японской традиции, склонной к синтезу, сказал бы, что они объединяют самурайскую традицию с европейской техникой.
Руководители Сацума избрали другой путь - со времен 'Кагосимского инцидента' они поняли, что простое дополнение традиции, выраженной в 'Хагакурэ' и 'Бусидо', европейской техникой, недостаточно - в один, далеко не самый прекрасный, день, придет английский военный корабль, и, используя любой повод, просто разнесет все плоды нелегких трудов модернизаторов Сацума в прах. С тех пор они следовали завету Учителя Сунь Цзы 'Если знаешь и себя, и своего врага, можешь сражаться хоть сто раз - победа будет за тобой' - и не жалели времени и денег на учебу подающих надежды офицеров Флота в лучших европейских и американских университетах, на исследования национальных характеров ведущих наций Европы. Они считали нужным перенять не только технические достижения европейцев и американцев, но и дополнить самурайскую традицию теми чертами европейцев, которые позволили им стать доминирующей силой на планете - путь Армии они считали производной от пути некогда могущественного Китая, известно как закончившегося. Именно этим и объяснялся феномен графа Гото - знатный аристократ, влиятельный политик отнюдь не увлекся русским социализмом; он, при молчаливой поддержке Сацума, исследовал проблему дополнения традиции Ямато русскими социальными инновациями, разумеется, с целью приумножения могущества Империи.
Адмирал не зря столько сил потратил на изучение русской военной культуры, вполне сохранившейся в Советском Союзе, несмотря на нынешнее увлечение русских эгалитаризмом - русские продолжали ценить доблесть, в том числе и доблесть, проявленную врагом; они сохраняли свою нешаблонность мышления, умение воевать 'не по правилам', презрение к опасности и смерти, и, самое главное, свою невероятную стойкость, дополненную яростным, не знающим преград, стремлением к победе. Да, русских можно было победить в сражении и, даже, в войне - но, два немца, неплохо изучивших своих восточных соседей, не зря сказали фразы, по мнению Енаи, вполне способных выразить суть русской военной культуры: это были фразы 'Русского солдата мало застрелить, его еще надо сбить с ног' и 'Русские всегда приходят за своими долгами'. Очень многие из Тесю этого не желали понимать, считая победу в войне сорокалетней давности окончательной и бесповоротной, их не вразумил полностью даже результат Номонханского инцидента - Енаи же, равно как и большинство руководителей клана Сацума, считал Номонхан всего лишь намеком русских на неизбежность возмездия.
Пример немцев был очень показателен, во всех смыслах - русские дрались насмерть, когда уже не было никаких шансов, оплачивая своими жизнями выигрыш времени для своей Империи; собравшись с силами, и, сумев добавить к своим стойкости и воле к победе воинское мастерство самого высокого класса, дополненное лучшей в мире техникой - они крушили недавно победоносного врага, покрывая свои знамена новой славой; победив же, сумели не только начать вершить месть, подобную мести сорока семи самураев презренному интригану, но и договориться со вчерашними врагами, остававшимися достойными воинами - они брали с них дань, но не покушались на душу Германии, уважая достоинство врага.
Пока что это не было шансом Японии - это только давало надежду, не больше.. Но другие пути не давали даже такой надежды на то, что удастся заплатить дань побежденного победителям, но сохранить то, что делало Японию Японией.
Итак, третий путь - поиск компромисса с Советским Союзом. Теоретически, Японии было что предложить господину Сталину - лучшие производственные мощности в Азии, трудолюбивый и неприхотливый народ, готовый много и хорошо работать за очень скромное вознаграждение, при условии сохранения его базовых ценностей, стратегически важное географическое положение и сильный флот. Можно было не сомневаться в том, что советское руководство заинтересовано в получении всего этого - но, с критически важным условием - на практике, это не должно принести Советскому Союзу проблем, перевешивающих выгоды.
С практикой, как с ней обычно и случается, все было не в пример сложнее, чем с теорией..
В рамках системы власти, существующей в Империи Ямато, мир с Россией по 'немецкому образцу' был недостижим - Тесю никогда, ни при каких обстоятельствах не могли пойти на заключение такого мира, поскольку это означало для них и 'потерю лица', и потерю власти, поскольку русские требования неизбежно бы включали и возврат Маньчжурии.
Таким образом, у Тесю оставался только один выбор - доблестно пасть на поле боя, выкупив своими жизнями будущее Империи. Этот вариант наверняка устраивал и русских военных, и, лично маршала Сталина - позор былого поражения смывался кровью врагов. Этот вариант был абсолютно реализуем - лидеры Тесю, генералы Тодзио и Койсо, заверили Тенно, что Маньчжурия станет для русских крепостью, взять которую они смогут, лишь завалив японские укрепления своими трупами и залив японские окопы кровью своих солдат и офицеров. Адмирал, конечно, не был специалистом по сухопутной войне - но, сравнивая действия русской армии в прошлой и нынешней Великих войнах, он в реальность этого варианта не верил. Русская армия, та, которая сражалась в прошлую войну, пожалуй, оправдала бы ожидания Тесю - но это была совершенно не та армия, путь которой от Петербурга до Берлина, проходивший через Сталинград, Днепр, Вислу, Одер был отмечен катастрофами ее врага - катастрофами, достигнутыми при довольно умеренных ее собственных потерях. Мнение адмирала подтвердил анализ, сделанный офицерами морской пехоты - по его приказу они просчитали длительность операции в Маньчжурии, исходя из того, что русские будут действовать столь же успешно, как в Висло-Одерской операции, а Квантунская армия будет максимально успешно обороняться. Результат был предсказуем - русские должны были победить за 2-3 месяца. Последствия подобного разгрома для Тесю были очевидны - но, не менее очевидны они были и для Империи в целом. Теоретически, были шансы зацепиться за Корею - горная страна была малоподходящим местом для излюбленных русскими танковых клиньев; но, на практике все будет иначе, в этом адмирал почти не сомневался - офицеры морской пехоты Флота назвали ему выигрышный для русских вариант действий в Корее, заключавшийся в наступлении по равнинному западному побережью; форсирование же корейских рек русские должны были проводить по образцу форсирования Одера. С учетом же того, что Императорская Армия не имела даже бледного подобия той артиллерии, авиации, танковых войск, которыми располагал Вермахт, главной проблемой для наступающей Красной Армии должны были стать плохие, по европейским меркам, дороги. После потери Кореи исход войны становился настолько очевиден, что обсуждать было бы просто нечего.
Разумеется, автоматически вставал вопрос - кто заменит Тесю в существующей системе власти, конечно, если удастся договориться с господином Сталиным?
Вариант возвращения к вершинам власти северных кланов и мало кого устраивал в нынешней элите Японии - самого адмирала он категорически не устраивал - и был почти технически невозможен, поскольку Тесю тщательно следили за тем, чтобы старые враги ни при каких условиях не могли подняться выше должности командира батальона, в крайнем случае, должности командира полка. Более высокие должности, что строевые, что штабные, для выходцев из северных кланов, некогда сражавшихся за сегунат Токугава, были абсолютно недоступны.