Выбрать главу

Прокурор закончил свой доклад и покинул планёрку.

— Ладно. Всем, думаю, понятен доклад прокурора, а сейчас — давайте по коням, работать надо, — прервал воцарившуюся мёртвую тишину начальник УР, даже не став обсуждать выступление прокурора.

Глава 7

Дни и месяцы шли своим чередом. Я уже узнал некоторые тонкости работы в уголовном розыске, имел хоть какой-то оперской опыт, — но всё же не настолько, чтобы стать профессионалом. По этой причине он меня и подвёл. А дело было так.

— Александр, на твоём участке девушку подколол один жулик, — сказал мне начальник уголовного розыска. — Так что езжай в больницу: ей сделали операцию, думаю, она уже отошла от наркоза. Побеседуешь с ней — возьми объяснение, а то показания потом поменяет… По ряду причин, сам знаешь, верить никому в нашей профессии нельзя.

Взяв фотоальбомы с жуликами в них, я поехал в больницу, чтобы показать их потерпевшей. Если среди них есть преступник — она его опознает. Такое часто бывает, ведь в фотоальбомах имелся весь наш интересующий контингент.

Девушка рассказала, что вечером возвращалась домой, а так как на улице ранняя весна и на тротуаре были лужи — решила пройти по бордюру, чтобы не замочить обувь. Навстречу, так же, как и она, шёл молодой человек, не захотевший её пропустить. Он оттолкнул девушку рукой. Та, не устояв на бордюре, вступила ногами в лужу и не выдержав такого обращения, сказала ему «козёл!». Молодой человек вытащил из кармана нож, ударил им её и продолжил свой путь, как ни в чём не бывало. Она, почувствовав слабость, села на стоящую неподалёку лавочку у подъезда дома. Рядом шла молодая пара, которую девушка попросила вызвать «скорую помощь».

Я спросил — запомнила ли она гражданина по приметам, сможет ли его опознать? Она ответила на вопрос положительно, описав преступника: молодой человек лет 25–30, небольшого роста, на верхней челюсти — фикса из жёлтого металла. Одет был в модную куртку-«аляску» синего цвета, на голове — норковая шапка.

Слушая её, я в памяти перебирал всех известных мне жуликов, подходящих по приметам. Особенно интересовала фикса: не так уж много людей имеют её. На моём участке фиксу имел только «смотрящий» — но не думаю, чтобы он так просто взял и нанёс бы удар ножом, не в его это манере. Я понимаю — у блатных «козёл» считается за оскорбление, а тут — простая девушка, стоит ли обращать на это внимание. Попросил посмотреть фотоальбомы: возможно, она найдёт в них преступника? Полистав альбом, она пальцем показала на одно фото. Я не поверил своим глазам: это и правда был «Хвост», мой подопечный. Неужели мне такое счастье привалило? Есть возможность на законных основаниях посадить в тюрьму лет на восемь того, кто своим поведением всех граждан уже достал?.. Криминальной информации на него море — не только у меня, но и у всех оперов, ведь за ним числятся несколько квартирных краж. Даже грабежами не гнушается — снимает золотые цепочки с девчонок, с которыми знакомится в ресторанах, но заявления они на него не пишут — боятся. А вот за что зацепиться нам, оперáм, — не было оснований.

Обрадовавшись такому повороту событий, я доложил руководству. Решили на время упрятать обвиняемого в спецприёмник, пока девушка в больнице. После её выздоровления можно будет сделать официальное опознание. Основанием для содержания его в спецприёмнике будет протокол. Сделать его несложно — каждый вечер «Хвост» практически нарушает режим надзора. После восьми вечера забегает в бар — якобы купить сигарет, мы ему это иногда прощали, — но сейчас это будет его последнее посещение, и ждут его «края далёкие и зимы холодные». Впрочем, не так всё и просто в оперской жизни: мечтать — это одно, а практика показывает совсем другое.

Судья вынес решение о помещении «Хвоста» в спецприёмник, где его доставили на новое «комфортабельное» место проживания под названием «бомжатник». Имея на то основание, я решил посетить его квартиру. Хотелось побеседовать с Маргаритой Ивановной: ведь она так «любит» сына, что казалось — пойдёт мне навстречу, доверится и предъявит «аляску» и норковую шапку. Тут-то я и произведу изъятие — ведь уголовное дело уже было возбуждено.

Маргарита Ивановна мне сказала, что у сына и в помине не было «аляски» и норковой шапки. «Можете пройти и произвести обыск». Я понял, что опоздал, — так уверенно она говорила, что в квартире уже ничего не найти, даже того, что и к делу не принадлежит. Хотя имелось у меня фото (да и не одно), где он стоит в этой одежде. Местные фотографы нам всегда негласно предоставляли снимки жуликов, которые любят фотографироваться со своими освободившимися из тюрем коллегами по воровскому братству. Жулики так выражают свою дружбу. У «смотрящего» всегда найдётся в квартире что-нибудь из предметов или вещей, интересующих нас, оперов. Но больше всего любой опер мечтает заполучить записную книжку с номерами телефонов и адресами жуликов. Для опера записная книжка считается кладом — она всегда имеется у такого контингента, в ней есть воровские записи, без неё жулику не прожить. Но и её я, увы, не нашёл.