В нашем городе нет военнопленных, но, прочитав книги о репрессиях со стороны этой службы в 37 году, как-то не хочется побывать в этом заведении, причастном к убийствам ни в чём не повинных людей.
Мне уже довелось столкнуться нос с носом с таким человеком, когда проходил срочную службу — тем самым «товарищем» майором Кассием из особого отдела. Назвать его товарищем никак язык не поворачивается, а говорить приходилось в силу субординации, когда он, имея допуск к секретным документам, каждые шесть часов заходил в аппаратную — проверить, всё ли у нас в порядке с ними? Как и военком, Кассий имел такую же привычку прищуривать глаза и говорить одни и те же слова: «Не видать тебе дембеля, как своих ушей, товарищ старший сержант Семёнов!» — найдя очередной кусочек несгоревшей бумажки в печи для сжигания секретных документов после сеанса связи с центральным командным пунктом ракетных войск. Как ему было не лень клюкой ковыряться в печи и отыскивать кусочки несгоревшего документа? И каждый раз с осторожностью вынимать их из печи, отряхнув от золы, и клеить в свою тетрадь для фиксации нарушений по режиму работы с секретными документами. Добавляя к своим словам угрозы в мой адрес: «Плачет по тебе не гауптвахта, а тюрьма, Александр Фёдорович», — Кассий делал в тетради запись, что у меня имеется очередное нарушение — третьей категории, по его шкале наказаний. Хорошо, что третьей категории! Будь это первая — всё, мне конец: наручники бы надел или расстрелял.
Никто из солдат его не видел улыбающимся — то ли профессия сотрудника особого отдела запрещает это, то ли в процессе службы наложился на его лицо такой нехороший отпечаток. Нет, не хотел бы я иметь профессию сотрудника КГБ, если это значит быть таким букой, — хотя фильмы про разведчиков мне нравятся. Главное, они всегда выходят во всех ситуациях победителями… Фильмы — это одно, а вот зачем я им понадобился, этому серьёзному заведению? Не знаю. Но вскоре узнаю.
На посту меня встретил прапорщик, попросив предъявить паспорт.
— Вы по какому вопросу? — сказал он. Видимо, эта фраза стала для него дежурной, и ею он встречал любого, кто зашёл в заведение.
— Моя фамилия Семёнов. Вам звонили из военкомата минут пятнадцать назад. Со мной хотят побеседовать в отделе кадров.
— Сейчас вам выпишу пропуск. Мне о вас доложили. Вам нужно пройти на второй этаж, кабинет номер двадцать четыре.
Взяв пропуск, я подошёл к лестнице и стал по ней подниматься, думая о встрече с сотрудником КГБ. Что тут скажешь, энергетика в этом заведении не райская, — чувствуется тяжесть в ногах. Представляю, сколько людей поводили по ней вверх и вниз… А некоторые так и не поднялись обратно в кабинеты на допросы — их расстреляли прямо в своём подвале.
Подошёл к двери указанного в пропуске кабинета, постучал, открыл её, вошёл и по-военному доложил: «Здравия желаю! Старший сержант Семёнов». Не знаю, зачем и сказал, — наверно, страх овладел мною, и я не мог с ним справиться. Взял и отрапортовал — в надежде, что зачтётся при допросе с комитетчиком.
— Здравствуйте, Александр Фёдорович! Проходите, садитесь, — дружелюбно ответил одетый в штатское сотрудник КГБ.
«Интересно, какое у него звание? На вид лет около пятидесяти — значит, подполковник, не меньше», — подумал я, готовясь к беседе с ним, успевая делать анализ его высказанных слов и описание его внутреннего характера. Ведь это мой конек — изучать людей по внешности, высказываниям и задаваемым вопросам — привычка, оставшаяся со службы в армии.
— Подполковник Бабич, — представился он, взял со стола документы и стал внимательно их читать.
Угадал! Интуиция меня не подвела. «Бабич — интересная фамилия, наверно, еврейская», — размышлял я, внимательно рассматривая его черты лица. Но в КГБ людей этой национальности не берут — так, по крайней мере, мне рассказывал отец, послужив сам в этом заведении. Практика показала, что им находиться в таких серьёзных государственных структурах нежелательно: клановостью обрастают, да и их якобы причастность к смерти Сталина ещё не забыта людьми из КГБ. Берия на них был также зол — без всякой причины выселял из Москвы «за сто первый километр», чтобы «не мутили воду», как в семнадцатом году. Идиоты — только такое слово для них и подходит. Без счёту порядочных евреев, да и людей других национальностей, убыло за границу из-за таких вот работничков НКВД. Хотя как разведчики они — самые лучшие. По крайней мере, так говорят в народе и пишут в книгах. Особенно ценны те, кто проживает за рубежом. «Без мыла залезет в любую щель»? Так разведчик и должен быть по характеру таким. Якобы в книгах пишут — предательство у них в крови, хотя я таких людей среди своих знакомых не встречал. У меня есть несколько знакомых этой национальности, один дружок — вместе на заводе работали — ещё до службы в армии, и сейчас с ним дружим. Он отличный парень, и родители у него интеллигентные, но почему-то некоторые недоумки из нашей страны на них в обиде. Даже у Гитлера на этой почве «крышу снесло» — хотел их уничтожить на пару с русскими и цыганами.