Бесполезно объяснять происходящее здесь и сейчас какими-то политическими причинами, особенностями генезиса президента и кознями его клевретов. Наоборот: политика обусловлена способом нашего общего существования — точно так же, как и всё тут. Общественная ситуация такова не потому, что власть наша авторитарна — а потому, что все у нас складывается максимально экономичным, естественным, биологичным образом.
«Не мы такие — жизнь такая!» — нагло открещиваемся мы в собственном кино. Хотя жизнь у нас такая — именно и только потому, что такие мы. Вы полагаете, идиотизм, допустим, наших фильмов-книжек и беспредел, скажем, в наших казармах — никак не связаны? Всеобщая сервильность и лютеющая ксенофобия?.. Еще как связаны! И сытый самодовольный продюсер из московского клуба, успешный бизнесмен и семьянин, от залитого антифризом дегенерата из деревни Малые Бодуны, потрошащего тупым кухонным ножом своего собутыльника, отличается отнюдь не столь сильно, как он сам думает, — оба они вполне исчерпываются собственной естественной составляющей.
Но ведь такой расклад нам тоже не нравится! Разумеется. Никому. Включая тех, кто изображает и декларирует абсолютное довольство. Не нравится — понятно, не в смысле «не удовлетворяет» (про оценку, анализ и прочее мы забыли), а — парит, вампирит, доставляет неудовольствие. Ведь мы — боимся. Все — от президентских клевретов до провинциальных гопников. Всех. Друг друга. Именно поэтому мы поголовно так нервно-остервенелы, так судорожно-жадны, так безбашенно-жестоки.
Здесь — джунгли. Здесь нельзя расслабиться ни на секунду и ни к кому не стоит поворачиваться спиной. На сильного здесь нет управы — поэтому будь все время начеку, чтобы не оказаться у него на дороге. Но и сильного всегда могут достать исподтишка. Не то чтобы каждый — смертельный враг, но кто угодно может подставить в любой момент. А не повезет всерьез: раскатают в блин, в лагерную пыль, в кровавые сопли. И — никто не поможет.
…Так, я, кажется, опять хорош. Кончается ноль пять. В башке шум — и мрачная последняя ясность. Типично пьяное понимание всего: всех закономерностей, пружин и подноготных…
…Это вам не хоррор. Не выдуманный увлекательный неправдоподобный кошмар: концентрированный и кратковременный, предсказуемо-безвредный. А — настоящий: повсеместный и постоянный, аморфно-безликий, равнодушно-беспощадный. Тошнотно-скучный, пыльно-обыденный, единственно реальный и тем невыносимый. Потому особенно страшный, что ничуть не странный. Это — мы сами.
…Так и напишу Ксанке, совсем уже пьяно решил я. Интересно, что она ответит?.. Я возил неверным пальцем по сенсорной панели, описывая курсором круги на экране, пытаясь сообразить, что же мне кликать, — когда по-бухому непредсказуемая, каверзная такая мыслишка проскользнула вдруг откуда-то: а ты уверен, что она тебе ответит? Ты уверен, что это — ваши сетевые разговоры по душам — ей действительно нужно? С чего ты, собственно, взял, что ей это так же интересно, как тебе?..
Я даже палец с тач-пада снял.
…Ну подумай сам. Зачем это все тебе — понятно. Понятно, на фига ты прицепился к этой девице. Хотя — кто она тебе? Вы и в Риге-то знакомы толком не были. А с тех пор восемь лет прошло!.. Но тебе же просто не с кем поговорить, абсолютно не с кем — вот ты и лезешь со своими откровениями к первому встречному. Случайно встреченному. К человеку из прошлой жизни, что когда-то давным-давно казался тебе на тебя похожим… Но ведь у тебя действительно ничего больше нет! Ничего и никого. Никаких целей, никакой надежды — ни черта, кроме так до конца и не пропитой, несмотря на все старания, способности думать об отвлеченном и говорить осмысленные слова. И тебе так хочется, чтоб хоть кто-нибудь их слушал, чтобы отвечал…
Ведь это же чушь — насчет «способа существования, позволяющего ничего не просить у мира». Это же все чистый самообман с твоей стороны… Не надо этой самурайщины: живой не может полностью уподобиться покойнику. Пока в тебе теплятся, дышат, подрагивают хоть какие-то остатки жизни и разума — тебе всегда будет нужен кто-нибудь, ты всегда будешь от чего-то зависеть.
…Ну ладно, с тобой понятно — на кой черт это ей?.. Она же — давным-давно не та, что была когда-то, она перебесилась, переменилась, повзрослела. Теперь это действительно совершенно другой человек, у нее своя жизнь, предельно чуждая, замкнутая на себе, индифферентная к тому, что снаружи, тем более — так далеко. Так безнадежно, космически далеко, как ты со своими жалобами, признаниями и поучениями…