Кино…
Сердце молотит — часто, гулко. Сморкаюсь в раковину. Провожу ладонью по запотевшему зеркалу. Все равно почти ничего не видать. Обхватив руками костлявое, пупырчатое, мелко вибрирующее тело, переступая босыми подошвами, щурюсь на что-то малознакомое, малопонятное, полурастворенное в тумане. Тоже, блин, — кадр… Пошлый.
Откручиваю холодную — опять плюется душ. Где оно перерубается?.. А. Кто это из пацанов рассказывал, как однажды с бодунища, замученный сушняком, встал раком посреди опрятного газончика на заправке «Статойл» и принялся ловить разинутым ртом струйки из бодро вертящегося фонтанчика автоматической поливалки?..
Закрываю кран и снова к толчку — нельзя все-таки обращаться так с мочевым пузырем. Уф-ф-ф… Через вентиляционную решетку слышно, как визгливая старуха выговаривает плаксивому младенцу. Потом там у них что-то громко падает. Болбочет где-то телик. Утро уже, наверное. Как любит уточнять в таких ситуациях Горшок, «утро делового человека»…
В глубине квартиры просыпается мобила. Раз за разом курлыкает одну и ту же коротенькую музыкальную фразу. Три… Четыре… Не берут. Шесть… Семь… Упорный кто-то… Нет, не взяли. Тишина.
Может, оно и к лучшему? Так ведь и подмывает срыть отсюда по-тихому, ни черта не выясняя и не объясняя… Вообще, если честно, не нравится мне все это. Почему память напрочь отшибло? Никогда, по-моему, еще такого не было. Словно клофелином угостили. Рогипнолом…
От с-сука — джинсы изгвазданы… Да здорово как… Между прочим, на блевотину похоже… Воняет мерзостно — но чем, непонятно. Кажется, все-таки не блевотина… Натя-ягиваю штаны на влажную кожу. Шарю по карманам. Билет на маршрутку. Куда это меня понесло на маршрутке?.. Короткое движение под поверхностью — бульк, и все… только круги пошли: неприятное какое-то, тревожное не то послевкусие, не то предчувствие… Ладно. Разберемся…
Так, одежды моей тут, в ванной, больше нет — придется выходить в большой мир босиком и топлесс. В большом мире полутемно — но не потому, что не рассвело, а потому, что коридор глухой и узкий. Старый, видимо, дом. Точно — первый раз я в этой квартире.
Майка моя валяется перед дверью в ванную — как тряпка, ноги вытирать. Собственно, тряпка и есть. Весь перед в той же самой бурой пакости, что и джинсы. Или все-таки это у меня вышло так удачно себя облевать?.. С отвращением надеваю — че еще делать. Налево — темная прихожая, направо — залитая солнцем кухня. Очень хочется податься налево и, пока никто не заметил… Но привычка заставляет прошлепать на кухню — там могло остаться.
Щурюсь от прямого солнца: широкого, горячего, отскакивающего от бутылок. Да, блин, погуляли… А-а, с-собака! Это еще что?.. Мать твою. Осколки. До крови, черт… Посуду какую-то раскокали… Окно невысоко: второй, видимо, этаж. Громадные кусты сирени, незнакомый двор, мусорные баки.
…На столе — стакан с окурками. И тут же всплывает — очень четко, но вне какой бы то ни было связи с предыдущим и последующим: этот стакан, высокий, узкий — и поднимающаяся из него тонкая, ровная, идеально вертикальная струйка белого дыма. Мне еще как обычно подумалось: кадр!..
Опять звонит труба. Я стою, жду, ответят ли. Опять не отвечают.
…Ага, вот и остатки. «Рыгалия». Совсем остатки, граммов сорок.
Пекло убивает. Разлагается недоеденная закусь. Ну, с богом! Зажмуриваюсь, задерживаю дыхание… Торопливо запиваю из крана мойки. В ведре под раковиной весело блестят расковыренной фольгой пластинки от таблеток. Колеса, говорите?.. Пока люди по-прежнему занимаются сексом безо всякого разбору со многими незнакомыми партнерами и без всякого предохранения, одновременно экспериментируя с расширяющими сознание наркотиками, не заботясь о последствиях, я буду счастлив. Подпись: Остин Пауэрс. Вдруг неприятное ощущение возвращается — оно, оказывается, и не делось никуда, просто сейчас резонирует сильнее. Остервенело плещу себе в рожу хлорированную воду. На мгновение что-то приоткрывается — нет, не ухватить…
На белом пластмассовом кране — бурые мазки. Ковыряю ногтем. Опускаю взгляд на себя. Погуляли…
Шипя себе под нос, хромаю по коридору к прихожей — на стертом линолеуме остаются расплывчатые кровавые запятые. Так-так-так… Полуоткрытая дверь в какую-то комнату — и на ее пороге щедрая, узнаваемая, желто-коричневая, с протяжными веерными отростками, с аппетитными комочками лужа…