Так что поступление на курсы операторов газифицированной котельной стало для Длинного практически компромиссом с системой. Свидетельством возрастного то ли конформизма, то ли увядания. Сейчас, в сезон, он вкалывал двое суток из трех по очереди в двух котельных — где вместе с ним в последнюю неделю, лишившись матраса у Шохи, вынужден был тусоваться и я. Здесь, например, Славутич кемарил на столе (естественно, никакими спальными местами помещение оборудовано не было — как и не имели права хозяева площадки заставлять одного кочегара дежурить целые сутки кряду), а я — на стащенных с разных концов котельной и выставленных в ряд фанерных стульях. По кирпичному сараю шлялись сквозняки, да и заснуть (не совсем бухому) при работающем, тем более на втором если режиме, котле было мудрено — но сейчас мне особо некуда было податься. (С другой стороны, когда-то я месяц прожил вообще в подвале — и ничего…) На меня, понятно, косо поглядывал механик Миша, Славкин начальник, заходящий иногда отлить себе для личных нужд солярки из бака для неиспользуемого резервного топлива, — ему мне пришлось проставить полтора литра краденой «Зеленой марки».
…Громыхало непрерывно — ну и гроза, — громыхало и лило, как из ведра, ливень был плотный, тяжелый, ледяной, я промок до нитки и продрог до костей, до костного мозга, но деться было некуда, даже шевелиться было нельзя, надо было лежать абсолютно неподвижно, сохраняя неудобную, невыносимо неудобную позу, изображая манекен, такой же, как те, что завалили меня, старые, битые, накиданные в этот кузов, грузно подскакивающие всей массой на выбоинах, мы все перлись и перлись куда-то по колдобинам, а потом кузов самосвала стал крениться и все содержимое поползло, поползло вниз, неудержимо, жутко, вместе со мной — в пустоту, в никуда, в какую-то черную смрадную пропасть, в канализационный отстойник, в шахту, куда уже сбросили тонны хлама и сотни трупов, и все это гнило там, и я туда летел, а навстречу мне поднималась плотная вонь, душащая, я не мог дышать, потому что в ноздри мне залили цементный раствор и он там застыл, и в мочевом пузыре тоже засох здоровый тяжкий ком, камень, его надо разбить, расколотить, в крошки, я бью по нему с размаху, бью и бью поролоновой кувалдой по этой харе, а он даже не замечает ничего, он разговаривает с кем-то, кого я, как ни странно, знаю, ни хрена себе, это же она, это действительно она, никогда бы не узнал, тысяча лет прошла, можно было бы и забыть, надо забыть, но такое не забудешь, как ни пытайся: как он лежит в полуметре от двери, лицом в пол, головой ко входу, чуть наискось, неловко подвернув руки, и широченная, почти черная лужа — уже засохшая, уже пятно, и щедрый, брызгчатый, обтекающий мазок на стене, на светлых выцветших обоях… Очень, очень много крови: кровавая глотка зомби, кровавая жатва, кроваво-красное, кровавый волшебник, кровавый кошмар, кровавый малыш Кори, кровавая мама, кровавые помпоны, кровь в ночи, кровь для Дракулы, кровь Дракулы, кровь из могилы мумии, кровь невинных, крокодил, Кронос, крысы, крысы: ночь ужаса, крысы-убийцы, кто убил Бэмби, Куджо, кукольник с семью сиквелами, кэндимен с двумя…
Я проснулся одновременно от холода, неудобного положения и какого-то шевеления поблизости. Повернул голову, отозвавшуюся на это толчком боли, — сонный Славка дергал желтый вентиль подачи газа, регулируя хотя и автоматический вроде, но раздолбанный котел, тихо матерясь и перебегая время от времени к ГРП. Я кое-как перевернулся на другой бок, пытаясь унять дрожь, — и понял, что от холода надулся мочевой пузырь. Откинул куртку, которой накрывался, спустил ноги, сел. Башка болела нехило. И жутко было даже подумать — выползать на двадцати-с-хреном-градусный мороз…
Наконец я поднялся, накинул куртку, подковылял к раковине, забившейся под синий водяной бак-ящик. Сморкнулся в нее, отразился каким-то монстром в грязноватом зеркале с отслаивающейся амальгамой. Нечетко так…
Ладно, с богом. Я запахнулся, налег на дверь — и нырнул в ледяную темень, античеловеческую, как заатмосферный вакуум. Бегом побежал по проходу, споткнувшись о лом и чуть не навернувшись. Можно было, конечно, не удаляться — но слева за углом имелся теплый сортир: оно того стоило.