Обстоятельно отлив, я погасил в туалете свет, открыл дверь и начал уже движение — бежать обратно — когда уловил звук. Я поставил ногу на порог и прислушался. Так и есть: кто-то скрипел снегом. По проходу. Славутич, подумал естественным образом я — и тут всхрапнула, скребя о порог, перекошенная дверь котельной.
Разумеется, ничего это не значило — мало ли зачем мог Длинный выскочить и вернуться. Но бежать никуда я не стал, а пошел к углу не спеша и стараясь особо не хрустеть. Выглянул за угол. Ничего. Двинул к котельной.
Я был в шагах семи-восьми от двери — когда та с хрипом открылась навстречу. Мы с выходящим замерли — вряд ли больше, чем на полторы секунды. Лица его я не видел — только освещенный сзади силуэт — и понял лишь, что передо мной не Славка.
Не могу сказать, кто из нас сорвался с места первым, а кто среагировал на это движение — скорее всего, мы втопили одновременно: я назад, он — за мной.
Вылетев из прохода, я рванул направо — бездумно, но точно (слева-то был тупик), потом вдоль боксов. ЭТОТ ухал и топотал, казалось, всего в шаге — вот-вот схватит; бежал он ненормально, неправдоподобно быстро — как профессиональный спортсмен, как преследователь в кошмаре… Я понял, что двор мне не пересечь, не успеть — и едва слева кончились боксы, я шарахнулся туда: наудачу — я даже не знал толком, что там находится, никогда специально не обращал внимания…
Там была еще какая-то площадка, чем-то заставленная (я несся на отдельно взятый грузовой прицеп), практически не освещенная… По плечу шваркнуло — ЭТОТ дотянулся — я вильнул в сторону, его рука сорвалась, не успев ухватить куртку. Я кинулся на землю, на снег — все так же рефлекторно — перекатился боком под прицеп, что-то больно задев коленкой. Сзади коротко выдохнули матом — ЭТОТ помешкал секунду и тоже упал на четвереньки. Я прополз на животе под днищем прицепа, приложившись впопыхах об него затылком… почувствовал, что меня схватили за ногу, освободил ее судорожным рывком, вскочил. ЭТОТ лез следом — был уже наполовину, по пояс, снаружи. Правой ногой я врезал ему в лицо. Я бил сильно, не жалея, тяжелым ботинком — но он тут же, ни мгновения не помедлив, втянулся обратно, я едва успел добавить каблуком куда-то по лбу, и то смазанно…
Я сразу побежал дальше — здесь был свет (фонарь над крыльцом черного хода в торце корпуса, примыкающего к высотному): виднелись глухие ворота нескольких боксов, глухая стена с грудой лома под ней, какой-то одноэтажный барак о полутора окошках, чернота за его углом… Я кинулся в эту черноту — и оказался в очередном заснеженном непроглядном тупике, упирающемся все в ту же высокую каменную стену. Отсюда деваться было уже совсем некуда. Позади молотили шаги, нагоняли.
В торце барака я разглядел только одно забитое фанерой низкое окно. Ударил изо всей силы локтем — раз, другой. Фанера отходила без особого сопротивления. Вышибив широкий лист, я схватился за подоконник, немедленно распоров ладонь о гвоздь, подтянулся, перевалился внутрь, рухнул в какой-то мусор. Тут темень была уже абсолютно непроглядная — я пошел вслепую, выставив руки. Под подошвами хрустело — судя по гулкости звука, помещение было немаленькое.
Раздался шум сзади — обернувшись, я уловил движение на фоне едва различимого окна: ЭТОТ лез ко мне. Я остановился, стараясь дышать потише. Он, спрыгнув на пол и отскочив от окна, замер тоже. Мы стояли, не шевелясь, прислушиваясь… долго… с полминуты… минуту… еще… Я был слишком на нервах, чтобы пытаться даже приблизительно определить время.
Долго.
Дыхание понемногу выравнивалось. Разгоралась распоротая ладонь — я тихонько слизывал кровь, которая все текла и текла. Глаза к темноте ни хрена не привыкали — никакой им здесь не находилось подмоги, даже самого минимального света… И стоял уличный мороз — я уже чувствовал, что меня начинает колотить. Не шевелиться было все труднее.
ЭТОТ находился между мной и окном. Он наверняка уверен был в том, что поймал меня. Он не спешил искать меня на ощупь, выдавая себя шумом шагов, — да и не надо было это ему. Он же понимал, что никуда мне отсюда не деться…
Холодно, черт.
…А что там Славка? Славка… Хрен он станет лезть на рожон, этот Славка, делать ему нечего… Кто ты ему?..
Время шло.
Шуметь было нельзя (хер еще знает, что у него там с собой; хоть фонарика нет, и то хорошо) — но стоять на одном месте я тоже уже не мог. Меня трясло, все потроха до единого вибрировали; даже зубы, казалось мне, лязгают так, что ему слышно — я в конце концов просунул между ними язык… А ЭТОМУ, уроду, что — не холодно?..