А за ним — в десяти шагах, не больше — львица.
С каждым прыжком она приближалась к смельчаку…
Вот она припала к земле и, приготовившись к последнему, решающему прыжку…
Тики закрыл глаза — он не мог смотреть на то, что сейчас неминуемо произойдет… А он ничем, совсем ничем не может помочь юному воину!
— Он не успеет!.. — услышал Тики около себя отчаянный вскрик Мафуты.
Но юный воин успел!
Он достиг воды первый. С победным воплем он бросился головой в воду, подняв в воздух фонтан брызг.
Львица резко осадила назад и негодующе, свирепо прорычала. А Тики открыл глаза и глубоко, облегчённо вздохнул…
Вторая львица со львёнком присоединилась к первой, и все три льва зловеще засверкали глазами, забили по земле хвостами и в бешенстве забегали взад и вперёд по берегу.
Юный воин переплывал реку. Доплыв до опущенной в воду ветки дерева, на которой сидели Тики с Мафутой, он нащупал ногами дно — здесь уже было неглубоко, — встал во весь рост и оглянулся назад.
Потом поднял над головой косматую метёлку львиного хвоста, помахал ею оставшимся на берегу львам и счастливо засмеялся.
Глава четвёртая
ДИК-ДИК СТРАДАЕТ ОТ ЖАЖДЫ
Было ещё темно, когда Тики проснулся. Его разбудила какая-то возня рядом.
Сначала он ничего не увидел, кроме тёмных очертаний деревьев вокруг.
Потом пошевелилась чья-то тень. Это был юный воин.
— Ты чего там делаешь? — прошептал Тики.
— Разжигаю костёр, — донёсся до него ответный шёпот. — Мне скоро надо уходить. Сегодня уже седьмой день, а идти домой далеко.
Тики встал и помог юному воину. Они соорудили вертел над костром и стали жарить последний кусок мяса, остававшийся у его нового друга.
В воздухе очень вкусно запахло.
А Мафута всё ещё храпел; его живот то подымался горой под одеялом, то опускался. Вдруг он всхрапнул как-то по-особенному, повертел во сне головой туда-сюда, подёргал носом и шумно зачмокал губами.
Потом открыл глаза и пошевелился.
— Завтрак готов? — спросил он сонным голосом.
— Спи! Спи! Ещё рано, — ответил юный воин.
Но Мафуте было уже не до сна: ведь запахло едой!
— Совсем не могу спать, — проговорил он жалостливым тоном. — Мой живот весь съёжился от голода и стал как старая морщинистая тыква.
Э-э, дело плохо! Раз дошло до этого, надо Мафуту быстрее выручать. Кое-как дожарили мясо и стали есть…
Когда они собрались в дорогу, на восточном краю неба взошло солнце. И наступило опять такое замечательное, такое свежее и ясное утро, что у Тики сердце прямо пело от радости.
Широкими и быстрыми мужскими шагами шли они по лесной тропе. Она вся была усеяна солнечными пятнами, проникавшими сквозь листву деревьев.
Но скоро юный воин остановился.
— Здесь мы должны расстаться, друзья, — сказал он. — Дальше мой путь лежит на север.
Он торжественно пожал руку Тики и Мафуте, и Тики стало грустно, потому что он уже успел полюбить юного воина.
А тот помахал им на прощание своим копьём и зашагал на север.
Мафута и Тики тоже молча тронулись в путь. Местность, по которой они шли, стала меняться. Лес, а потом и густой кустарник кончились, и скоро уже перед ними простёрлась безжизненная, выжженная солнцем равнина. Кое-какие деревца, правда, поначалу попадались на глаза, но все они были низкорослые и чахлые. На такой пересохшей и опалённой солнцем земле растут только мелкие кустики да бурая трава.
Они оказались в пустыне.
Становилось всё жарче и жарче.
Тёплый ветер беспрестанно носил по плоской земле «песчаных дьяволят»[9].
Ещё до того как солнце поднялось высоко над головой, Тики почти выбился из сил. Язык у него стал сухой и шершавый, и ему очень захотелось отдохнуть и напиться.
— Мафута, я так хочу пить, что мог бы выпить всю воду Великой Замбези, — еле выговорил он, потому что было трудно даже дышать.
— Нет, сейчас пить нельзя, — ответил ему Мафута. — Если ты начнёшь на этом солнцепёке пить, то станешь быстро потеть. Вся вода из твоего тела уйдёт, а жажда останется. И ты будешь пить всё больше и больше, пока… пока в тыкве-горлянке не кончится вода… А жажда всё равно останется, понял?
Тики послушался и решил терпеть.
А солнце жгло так, что было больно коже. И глазам тоже стало больно всё время смотреть на белый песок вокруг…