Тики разделался с последним манго и облизал пальцы.
— Мафута, — сказал он, — расскажи мне что-нибудь перед сном.
Мафута улыбнулся.
— Ладно! Только вот что же тебе рассказать… — Он задумался. — Ты про Одинокого гориллу знаешь?
— Нет, никогда не слыхал!
Тики придвинулся поближе к огню, укутался поудобнее в одеяло и приготовился слушать.
— Так вот, — начал Мафута, — горилла Чиколве жил в глубине леса, у подножия баньянового дерева, в гнезде-логовище, которое он соорудил из веток, листьев и длинной травы.
Он жил один и был такой некрасивый, что даже кабан-бородавочник — самый уродливый из зверей — и тот задирал перед ним нос.
У Чиколве были короткие кривые ноги и длинные волосатые руки. Однако руки такие сильные, что он мог запросто дерево переломить пополам. А на его смешном, приплюснутом лице печально светились большие чёрные глаза.
Очень некрасивый он был. И очень одинокий.
И был у него один только друг на всём свете: Соса, крохотная красивая пичужка — самая маленькая в лесу.
— Скажи, Соса, — горестно спрашивает у неё однажды горилла, — почему это все звери избегают меня? Я хочу с ними дружить, а никто из них ко мне не приходит. А когда я сам прихожу к кому-нибудь в гости или просто хочу с кем-нибудь поиграть, все от меня отворачиваются и убегают.
Но Соса была вежливой птичкой, не хотела она говорить правду Чиколве — что он такой некрасивый — и ничего она ему на этот вопрос не ответила.
А горилла продолжал жить так же печально и одиноко. Соса изо всех сил старалась развеселить своего друга. Она таскала ему мёд из пчелиных ульев, выискивала самые мясистые корни и побеги, самые вкусные ягоды и плоды… Вечером, перед сном, они часто беседовали друг с другом о разных разностях, и Соса рассказывала горилле лесные новости, которые узнала за свой хлопотливый день: как Нкаламо-лев наколол лапу, как у антилопы чуть не потерялся детёныш, как Нсофу-слон на что-то разгневался и чуть было не раздавил ненароком Калулу-кролика…
Но горилла Чиколве всё равно оставался печальным: он чувствовал себя ещё более одиноким и никому не нужным. Он лежал подолгу в своём гнезде-логовище и раздумывал, как же ему, такому одинокому, жить дальше.
Но вот в один прекрасный день, когда кончилась пора дождей и реки опять вошли в свои берега, всё разом изменилось.
Случилось это так.
Нсофу-слон, как всегда, спешил к реке, чтобы совершить своё вечернее купание.
Спокойно светило заходящее солнце, кругом было тихо, и Нсофу чувствовал себя счастливым. Но не знал Нсофу, что половодье оставило после себя у речных берегов толстый слой ила и грязи. Он приблизился к реке и стал входить в воду, хлопая огромными ушами и медленно помахивая хоботом. Вдруг он остановился. Что такое? Хлюп — одну ногу потянуло вниз. Нсофу рванулся и попытался высвободить её: поворачивая своё неуклюжее тело и так и эдак, он горбился, напрягался изо всех сил, даже ухватился хоботом за ствол дерева на берегу… Но его засасывало всё глубже. Он медленно погружался в воду…
Нсофу испугался.
Он корчился, пыхтел, сопел, стонал…
Но добился лишь того, что задние его ноги совсем исчезли под водой. Скоро и передние оказались по колено в грязи. Он яростно затрубил.
А на берегу тем временем стали собираться лесные звери. Тут были: и Имбвиле-леопард, и Калулу-кролик, и Чусве-большая антилопа с рогами, похожими на две сабли, и Чолва-зебра, и целая стая болтливых обезьян, и много других животных поменьше. Все они смотрели с любопытством и ждали, что будет дальше.
— Эй, вы! — заревел Нсофу. — Ну-ка помогите мне! Вон вас тут сколько собралось!
— Хо-хо! Какой ты сейчас смешной! Нам так интересно на тебя смотреть! — хихикнула одна обезьяна.
— Смешной или не смешной, — снова заревел слон, — а я тону! Тут не до смеха!
Но обезьяны ещё нахальнее зашумели. Ведь пока Нсофу в болоте, его гнев совсем не опасен.
— Смейтесь, смейтесь! — рассвирепел он. — Я этого не забуду. Никому не забуду!
А передние ноги его уже совсем погрузились в ил, и грязь доходила до брюха.
— Нкаламо, ты сильный, — сказал он льву. — Ты мог бы помочь мне выбраться отсюда…
А Нкаламо только жмурился.
— Да, но я слабее тебя, — ответил он. — Ты только втянешь меня в трясину, и мы оба захлебнёмся. Нет уж, выпутывайся сам!
И он с достоинством удалился в высокую траву.
Слон был уже в иле по уши.
— Калулу! — взмолился он. — Ты умный, придумай что-нибудь!
Кролик подёргал носом.
— Тут нужна сила, а не ум, — сказал он. — И потом, раньше-то ты ведь меня и не замечал. Очень мне надо тебе помогать!