— Принимаются, — насторожённо улыбнулась Дарька.
— Тогда поехали.
Терпилов играл минут пять. Дария, чтобы не отвлекаться на зрительные образы, прикрыла веки и совершенно искренне попыталась всем своим существом прочувствовать музыку. Подходя к эксперименту скептически, она собиралась разнести Вадима в пух и прах, но уже через несколько секунд волны экспрессии, выдуваемой мощными мехами под быстрыми пальцами виртуоза, лёгкий свист верхних нот и густые трубы басов захлестнули её в водовороте ощущений. Мелодия, выдаваемая Терпиловым то как бы порционно, то накатами, казалась смутно знакомой, но назвать имя композитора…
Нет, даже гадать не стоит. Просто слушай!
— Ну и что это? — голос Вадима, закончившего играть, донёсся словно из другого измерения. — Узнали?
— Что? — переспросила девушка, открыв глаза. — Вы что-то сказали?
— Я спросил — вы узнали мелодию? Кто композитор?
— Что-то знакомое… — пробормотала Дарька. — Но… Нет, я точно её слышала, однако сказать с полной уверенностью, кто сочинил… Франсис Лей? Ошиблась, да?
Терпилов оглушительно расхохотался. Но через минуту опомнился. Выдохнул. Отхлебнув сока, произнёс.
— Нет, Дария, это вовсе не Лей. Это вы. Композиция № 4 с вашего собственного альбома. «Яблоко раздора», кажется?
У Дарьки потемнело в глазах.
Какой позор! Не узнать собственную вещь… Она чувствовала, что от обиды на этого провокатора и, что гораздо более чудовищно — на саму себя, сейчас потеряет сознание. Видать, почувствовал это и Вадим. Девушка ощутила на своих плечах чужие руки.
— Что с вами? — голос Вадима звучал встревожено. — Вам плохо?
— Ннн… нет… — промямлила девушка. — Мне… мне стыдно…
— Что ж… Уже нечто, — кивнул Терпилов, разжал руки и подал ей чашечку с так и не выпитым кофе. — Теперь, надеюсь, вы понимаете, что слова о душе — не пустой звук.
— Понимаю, — вздохнула Дарька, отхлебнув из чашки. — Да, уж. Умеете вы вернуть человека на землю… Спасибо.
— Да не за что, — пожал плечами Терпилов. — Если понадоблюсь, обращайтесь… Историю-то рассказывать? Или как-нибудь потом?
— Точно не сейчас, — девушка вымучила из себя подобие улыбки. — Боюсь, мне и так есть над чем подумать. Да… Мне б хотелось вас спросить вот о чём…
Дарька сделала паузу, собираясь с мыслями.
— Внимательно, слушаю вас, Дария, — подбодрил её Вадим. — Не стесняйтесь. Уместны любые вопросы. Обещаю, что никакого разглашения…
— Вадим, — перебила его Дарька, вы видели мои рисунки?
— Конечно, — кивнул Терпилов. — Ими весь Интернет завален.
— И… — Дарька ужасно волновалась, — и… что скажете? Только честно.
— Честно? — переспросил Терпилов. — Хорошо. Скажу то же самое, что и про музыку. Мастерское исполнение, очень техничное. Даже не без идеи. Но в них не чувствуется …
— Души? — догадалась девушка.
Вадим кивнул, печально улыбнувшись.
— Не обижайтесь на старого зануду, — проговорил он. — Со временем вы поймёте, что я не так уж и неправ. Вы, Дария, пока ещё очень молоды. Но это, к счастью, не недостаток. Великолепную картинку может написать даже талантливый ребёнок… Но чтобы создать шедевр, нужен опыт… Вы непременно должны пережить что-то, что захватит вас целиком и полностью. Оказаться внутри переживания, понимаете? Пропустить его через себя. Нет, это нечто вовсе не обязано быть плохим и безрадостным. Но без глубокого погружения в тему в искусстве делать нечего. Делать мир ярче — очень сложно. Те же «Битлы» уже в начале шестидесятых выдавали на гора стопроцентные хиты, но чтобы создать великого «Сержанта», им пришлось испытать немало. Шедевры не даются непосвященным… И ещё один совет, можно? Пусть на первый взгляд и глупый… Выберите какое-нибудь одно занятие. В крайнем случае — два. Петь, как Шаляпин, играть, как Вэн Клайберн, рисовать, как Гоген и писать, как Гоголь научиться, конечно же, можно. Но не одномоментно. Да, талантливый человек талантлив во всём, простите за банальность. Вот только человеческая жизнь, боюсь, слишком коротка, чтобы объять необъятное… Впрочем, всё у вас впереди. Может, получится, а? Всё-то охватить? Главное, не торопите время. Оно так быстро летит…
Столько пафоса. Кошмар!
Дарька сидела в машине недалеко от стадиона и под шум трибун курила одну сигарету за другой, выбрасывая окурки в раскрытое окно прямо на мостовую. И не обращая внимания на констебля, стоявшего в каких-то двадцати шагах. Страж порядка всё видел, но не подходил и замечаний не делал. Чувствовал, что с девчонкой что-то происходит? Психолог чёртов…