Граф поспешил за врагами и сошелся с ними в схватке. Через некоторое время граф воротился довольный, он отбил у неприятеля гурт скота. Его люди принялись жарить и парить, а Уленшпигеля опять забыли накормить. Тут стал он раздумывать на своей башне, как ему получить толику от их добычи, и дождался, когда пришел час обеда. Тут он стал кричать и трубить: «Враги, враги!». Граф впопыхах выскочил из-за стола, уставленного кушаньями, надел доспехи и помчался со своими людьми к воротам и в поле. Уленшпигель тем временем проворно и резво сбежал с башни, пришел к графскому столу, схватил жареное и пареное и все, что ему приглянулось, и снова отправился на башню.
Когда рейтары и пешие люди прибыли на место, они не застали там никаких врагов и стали говорить: «Страж на башне эту штуку из озорства выкинул» – и двинулись домой, к воротам. А граф закричал наверх Уленшпигелю: «Ты что ли рехнулся, с ума сошел?». Уленшпигель сказал: «У меня злых намерений не было». Граф спросил: «Ты зачем трубил: „Враги, враги", когда их тут не было в помине?». Уленшпигель ему отвечал: «Раз их не было, значит надо было мне их созвать, хотя бы нескольких».
Граф сказал: «Видно шельму по повадке. Когда враги здесь, ты не хочешь трубить, а когда их здесь нет, ты о них возвещаешь. Это, можно считать, чистая измена». И граф сместил его и нанял другого стража, а Уленшпигель отныне должен был следовать за графом в походы на своих двоих, как пеший стрелок. Последнее его донельзя огорчило, он охотно ушел бы оттуда, однако не мог надеяться, что его великодушно отпустят.
Когда они выступали против неприятеля, Уленшпигель всегда выходил из ворот последним, а когда, навоевавшись, возвращались домой, он первый спешил в ворота.
Граф стал спрашивать, как это надо понимать, что в поход на врага он идет последним, а домой стремится всегда попасть первым. Уленшпигель отвечал: «Не во гнев вам будь сказано, когда вы с вашей свитой за столом закусывали, я томился на своей башне от голода и от этого совсем обессилел. Если я должен теперь первым идти на врага, так мне надо поспешить и сберечь время, чтобы первым усесться за стол и последним уйти от стола и таким образом снова набраться сил. Вот тогда-то я первым пойду на врага и последним уйду от него». «Я слышал, – сказал граф, – что ты собираешься вести себя так ровно столько, сколько времени ты сидел на башне». Уленшпигель сказал на это: «Людей охотно лишают того, на что каждый имеет право». Граф сказал: «Ты больше не будешь служить у меня» – и отпустил его, чему Уленшпигель обрадовался, так как ему не очень-то нравилось все время воевать с врагами.
XXIII История рассказывает, как Уленшпигель велел подковать свою лошадь золотом, за что заплатить должен был датский король[42]
Уленшпигель был таким хорошим придворным, что слух о его достоинствах дошел до многих князей и господ и о нем многое могли порассказать. Это нравилось господам и князьям. Они давали ему одежду, коня, деньги и пищу.
Уленшпигель явился к датскому королю[43] и очень ему полюбился. Король попросил, чтобы Уленшпигель сделал что-нибудь необыкновенное, а за это король велит подковать его лошадь наилучшими подковами. Уленшпигель спросил короля, может ли он верить его словам. Король сказал: «Да, если Уленшпигель все сделает, согласно его желанию». Тогда Уленшпигель поехал верхом к золотых дел мастеру и велел подковать ему лошадь золотыми подковами и серебряными гвоздями, после того пошел к королю и сказал, чтобы тот оплатил ему ковку. Король сказал: «Хорошо» – и велел своему писцу, чтобы он выдал Уленшпигелю деньги. Писец думал, что надо платить простому кузнецу, а Уленшпигель привел его к золотых дел мастеру, а этот мастер запросил сто датских марок. Столько платить королевский писец не захотел и ушел и доложил об этом королю. Король велел позвать Уленшпигеля и сказал ему: «Уленшпигель, что за драгоценные подковы ты своей лошади сделал? Если я всех моих лошадей буду так подковывать, мне придется все земли продать вместе с подданными. У меня в уме не было, что ты велишь подковать лошадь золотом».
42
История заимствована из «Попа Каленберга», где герой велит ювелиру отделать свои сапоги золотом.