Мастер ответил: «Право, если бы ты влез на крышу, так еще выше поднялся б. Раз уж ты так бить вознамерился, на крыше было бы сподручнее, чем на лестнице стоять».
С этими словами мастер вышел из дому и направился в церковь. А Уленшпигель подождал, что скажет хозяин, потом взял смычок, поднялся на крышу и стал там бить шерсть. Мастер увидел это с улицы, вернулся поспешно и сказал: «Какого черта ты делаешь? Брось сейчас же! Разве бьют шерсть на крыше?». Уленшпигель сказал: «Что вы там говорите? Вы же сами сказали, что на крыше было бы лучше, чем на лестнице, потому как там еще выше балок». Суконщик сказал: «Хочешь шерсть бить, так бей, а хочешь дурака валять, так валяй – слезай с крыши и на… в загородке». С этим суконщик пошел в дом, а потом во двор, а Уленшпигель слез наконец с крыши и пошел посидеть в мастерскую, а там взял и наложил в загородке большую кучу. Суконщик пришел со двора, увидел, что Уленшпигель облегчился в загородке, и сказал: «Чтоб тебе никогда счастья не видеть! Ты как негодяй поступаешь». Уленшпигель сказал: «Мастер, я делаю только то, что вы мне приказывали. Вы сказали, чтобы я слез с крыши и наложил в загородке. За что же вы сердитесь? Я сделал, как вы мне велели».
Суконщик сказал: «Ты без приказа мне на голову нагадил. Возьми свое дерьмо, отнеси туда, где ему не обрадуются»… На это Уленшпигель сказал: «Слушаюсь». Положил дерьмо на камень и отнес в горницу, где обедают.
Суконщик тогда сказал: «Вынеси вон, мне его тут не надо!». Уленшпигель ему отвечает: «Я так и знал, что вы ему не обрадуетесь и никто ему тут не обрадуется. Да ведь я сделал так, как вы мне сказали». Тут суконщик из себя вышел, побежал в клеть за поленом, хотел запустить его Уленшпигелю в голову. Уленшпигель собрался уходить, говорит: «Нигде я не могу заслужить благодарность». Суконщик тем временем руку протянул, хотел полено взять, да все пальцы в навозе выпачкал. Стал он тут рукой трясти, побежал к колодцу, чтоб вымыть, а Уленшпигель тем временем совсем оттуда убрался.
51 История рассказывает, как Уленшпигель нанялся к скорняку и испортил воздух в доме для того, чтобы одна вонь вышибла другую
Однажды Уленшпигель пришел в Ашерслебен. Было этой зимой – время дороговизны и нужды, – и он подумал: «Что бы такое предпринять, чтобы как-нибудь перезимовать?». В работниках в городе никто не нуждался. Но там жил один скорняк, который принял бы в работники странствующего подмастерья, знающего его ремесло. И Уленшпигель подумал: «Что делать? На улице зима, к тому же все дорого. Надо перетерпеть сколько можешь, пока минует зимняя пора». И Уленшпигель нанялся к скорняку работником. Когда он, непривычный к этому запаху, сел за рабочий стол и начал шить мех, то сказал: «Тьфу, тьфу! Ты бел как мел и воняешь как дерьмо!». Скорняк сказал: «Тебе этот запах не по нутру, а пришел сюда сидеть. То, что это воняет, естественно, это от шерсти, которая у овцы на шкуре растет». Уленшпигель промолчал и подумал: «Клин клином вышибают» – и выпустил такой кислый дух, что мастер и его жена заткнули носы. Скорняк сказал: «Ты что делаешь? Если тебе охота дурной ветер выпустить, выйди из дому во двор и проветрись там, сколько тебе угодно». Уленшпигель говорит: «Для человека это куда естественнее и здоровее, чем вонь от овчины». Скорняк сказал: «Здорово не здорово, а хочешь проветриться, отправляйся на двор». Уленшпигель говорит: «Мастер, это напрасный труд. Эти ветры не любят холода, так как все время пребывают в тепле. Проверьте это и выпустите одного. Из тепла, откуда он вышел, он опять ударит вам в нос».
Скорняк молчал, он хорошо понял, что навязал себе на шею плута, и решил, что недолго будет его держать. Уленшпигель все сидел и шил, перхал, откашливался и сплевывал волосы изо рта. Скорняк наблюдал за ним и молчал до вечера, когда они стали ужинать. Тут мастер сказал Уленшпигелю: «Милый слуга, я хорошо вижу, что у тебя к этой работе душа не лежит. Думается мне, что ты и не настоящий скорняцкий подмастерье. Это я заметил по тому, как ты себя ведешь. Может, ты недавно при этом деле, не привык к нему. Если бы ты среди таких кож проспал хотя бы четыре ночи, ты бы не морщил кос; и если бы не расспрашивал столько, тебе бы не было противно. Поэтому, мой дорогой, раз тебе не хочется оставаться здесь, так завтра можешь идти. Твоя лошадь ждет». Уленшпигель сказал: «Дорогой мастер, вы правильно сказали. Я недавно занимаюсь этим ремеслом. Но если только вы разрешите мне, чтоб я четыре ночи переспал в мастерской, чтоб я привык, тогда сами увидите, что я смогу сделать». Скорняк этому обрадовался, так как Уленшпигель умел хорошо шить и он ему нужен был.