Он бессмысленно уставился на нее. Конечно, он никогда не слыхал, что есть на свете королева Богемии, он был молод, ничего не знал и боялся ошибиться. Сложно его было в этом винить.
Но она не могла просто отойти и сесть. Королевы не ждут в вестибюле, пока для них соизволят найти время. Да, неслучайно коронованные особы не ездили на конгрессы посланников. Но что ей было делать? Ее сын, за курфюршество которого она сражалась, был слишком груб и неопытен, он наверняка бы все испортил. А дипломатов у нее не было.
Она стояла так же неподвижно, как лакей. Шепот за ее спиной набирал силу. Она услышала громкий смех. Только не краснеть, подумала она, только не это. Только не краснеть!
Она возблагодарила Господа от всего сердца, когда кто-то открыл дверь изнутри. В щель просунулась голова. Один глаз выше другого, нос кривой, губы полные, но не желают смыкаться до конца, жиденькая бородка свисает прядями.
— Ваше величество, — сказало странное лицо.
Лиз вошла, и криволицый быстро закрыл дверь, будто боялся, что вслед за ней пролезет еще кто-нибудь.
— Альвизе Контарини к вашим услугам, — сказал он по-французски. — Посланник Венецианской республики. Я здесь в качестве посредника. Следуйте за мной.
Он провел ее по узкому коридору. Здесь стены тоже были голыми, но ковер изысканнейшим и — Лиз сразу это увидела, она ведь выбирала обстановку для двух замков — невероятно дорогим.
— К сведению вашего величества, — сказал Контарини. — Величайшая сложность продолжает заключаться в требовании Франции, чтобы императорская ветвь рода Габсбургов перестала поддерживать испанскую ветвь. Швецию не интересовал бы этот вопрос, если бы не полученные ею от Франции крупные субсидии, которые вынуждают ее поддерживать это требование. Император все еще категорически против. Пока этот вопрос не решен, одна из трех корон всегда оказывается несогласной на подписание договора.
Лиз наклонила голову и загадочно улыбнулась, как делала всю жизнь, когда чего-то не понимала. Наверное, подумала она, он и не ожидает от нее ничего определенного, просто привык много говорить. Такие люди встречаются при любом дворе.
Они добрались до конца коридора, Контарини открыл дверь и с поклоном пропустил ее вперед.
— Ваше величество, посланники Швеции. Граф Оксеншерна и доктор Адлер Сальвиус.
Она с удивлением осмотрелась. Посланники сидели, один в правом, другой в левом углу аудиенц-зала, в одинаковых креслах, будто позируя художнику. В середине помещения стояло еще одно кресло. Когда Лиз направилась к нему, посланники встали и согнулись в глубоком поклоне. Она села, они продолжали стоять. Оксеншерна был тяжеловесным мужчиной с полными щеками, Сальвиус был худ, высок и, что самое заметное, выглядел крайне утомленным.
— Ваше величество были у Ламберга? — спросил Сальвиус по-французски.
— Вам это известно?
— Оснабрюк — город маленький, — сказал Оксеншерна. — Ваше величество знает, что это конгресс посланников? Правители и особы королевской крови не…
— Я знаю. Меня здесь вовсе нет. Перейдем к причине, по которой меня здесь нет: курфюршество, по праву принадлежащее моей семье. Если мои сведения верны, Швеция поддерживает наше требование восстановления титула.
Приятно было говорить по-французски: нужные слова приходили быстрее, послушно складывались в фразы, как будто сами собой. Больше всего ей, конечно, хотелось говорить на английском, на мягком, богатом, певучем языке своей родины, языке театра и поэзии, но почти никто здесь английского не знал. И английского посланника в Оснабрюке не было, папа́ ведь пожертвовал ей и Фридрихом, чтобы не ввязываться в войну.
Она ждала. Все молчали.
— Ведь это верно? — спросила она в конце концов. — Швеция поддерживает наше требование, не так ли?
— В принципе да, — сказал Сальвиус.
— Если Швеция потребует восстановления нашего королевского титула, мой сын предложит добровольно отречься от этого восстановления — при условии, что императорский двор в тайном соглашении обещает нам создать восьмое курфюршество.
— Император не может создать новое курфюршество, — сказал Оксеншерна. — У него нет на это права.
— Будет, если сословия ему это право предоставят.
— Но они этого не могут, — возразил Оксеншерна. — Кроме того, мы требуем значительно большего, а именно возврата всего, что было отнято у нашей стороны в двадцать третьем году.
— Новый курфюрстский титул был бы в интересах католиков, потому что Бавария сохранила бы свое курфюршество. И в наших интересах тоже, потому что одним протестантским курфюрстом стало бы больше.