Нет конца. Клаус замолкает, слишком бурно роятся мысли у него в голове. Как это время может взять да остановиться! С другой стороны… Он трет голову. Ведь началось же оно когда-то? Если бы оно никогда не начиналось, то как бы оно добралось до этой вот минуты? Он оглядывается по сторонам. Не может же быть, чтобы уже прошло бесконечно много времени. Значит, когда-то оно все-таки началось. А что было до этого? До времени? Голова кругом. Как в горах, если заглянуть в расселину.
Однажды, говорит Клаус, видел он такое, в Швейцарии это было, его тогда сыродел взял в помощники — гнать стадо на горное пастбище. На коровах висели колокольчики, большие такие, а сыродела звали Рюди. Клаус сбивается, потом вспоминает, что хотел сказать. Так вот, заглянул он в расселину, а она до того глубокая, что дна не видать. Он и спрашивает у сыродела — а звали его Рюди, странное имя, — спрашивает, значит, у Рюди, какой глубины расселина. А Рюди ему и отвечает, медленно так, будто его усталость одолела: «Бездонная».
Клаус вздыхает. В тишине слышно, как скребут ложки. Вначале-то он решил, что быть такого не может, продолжает он, что сыродел все врет. Потом подумал: «Вдруг эта расселина — вход в ад?» А уж после понял, что, как бы с той расселиной ни было, есть и другая: если вверх посмотреть, то там ее непременно увидишь, пропасть-то бездонную. Клаус чешет тяжелой рукой в затылке. Пропасть, бормочет он, пропасть, что нигде не кончается, не кончается вовсе, нигде и никогда, и в ней случается все, что случается в мире, и все это не заполняет даже и малой толики ее глубины, в сравнении с которой все ничтожно… Он проглатывает ложку каши. Прямо мутит от этой мысли так же, как муторно на душе становится, когда поймешь, что числа никогда не кончаются. Ведь к любому числу можно еще одно прибавить, будто и нет Господа в небесах, чтобы положить конец этому бесчинству. Еще и еще! Числа без конца, пропасти без дна, время до времени. Клаус мотает головой. А если…
Тут Зепп вскрикивает. Прижимает руки ко рту. Все смотрят на него с удивлением, а прежде всего с радостью, что мельник умолк.
Зепп выплевывает пару коричневых камушков. Выглядят они точно как слипшиеся комочки каши. Нелегко было их подсыпать в миску так, чтобы никто не заметил. Такие дела требуют подходящего момента, а если момент не подворачивается, приходится самому потрудиться: еще когда только сели за стол, мальчик пнул батрачку Розу по ноге, а когда она вскрикнула и назвала его гнусной крысой, а он в ответ назвал ее коровой страхолюдной, а она назвала его грязи куском, а его мать сказала, чтобы они прекратили прямо сейчас, Христа ради, а то сегодня без еды останутся, — вот в этот самый миг он быстро потянулся вперед и уронил камушки в миску, пока все глядели на Агнету. Подходящий момент пролетает быстро, но, если смотреть в оба, можно его поймать. Тогда хоть единорог по дому пройди, никто не заметит.
Зепп щупает во рту пальцем, выплевывает на стол зуб, поднимает голову и смотрит на мальчика.
Это плохо. Мальчик был уверен, что Зепп не догадается. Но, похоже, тот все-таки не настолько глуп.
Мальчик вскакивает с места и бежит к двери. Но Зепп не только здоровенный, он еще и быстрый, убежать не удается. Мальчик пытается вырваться, не получается, Зепп размахивается и бьет его кулаком в лицо. Удар гасит все звуки вокруг.
Он моргает. Агнета вскочила, батрачка смеется — она любит, когда дерутся. Клаус сидит, хмурится, в плену своих мыслей. Остальные двое батраков глядят во все глаза. Мальчик ничего не слышит, все вокруг кружится, потолок где-то внизу, Зепп закинул его себе на плечо как мешок с мукой. Он выносит его на улицу, и мальчик видит над собой траву, а под ногами выгибается небо с вечерними ниточками облаков. Постепенно возвращается слух: высокий звук висит в воздухе, дрожа.
Зепп берет его за плечи и смотрит в лицо, в упор. Видит красное в бороде. Там, где выпал зуб, идет кровь. Мальчик мог бы сейчас со всей силы стукнуть Зеппа в лицо кулаком. Тогда тот его, наверное, уронит, и если он сможет сразу вскочить, то успеет добежать до леса.
Но к чему? Они живут на одной мельнице. Если Зепп сегодня до него не доберется, доберется завтра, а если не завтра, то послезавтра. Лучше уж сейчас, при всех. На глазах у всех Зепп его не прибьет, наверное.
Все вышли из дома; Роза стоит на цыпочках, чтобы лучше видеть, и все еще смеется, и оба батрака смеются тоже. Агнета что-то кричит, мальчик видит, как она открывает рот и машет руками, но ему ничего не слышно. Клаус стоит рядом с ней, но вид у него такой, будто думает он все еще о своем.
Тут батрак поднимает его высоко над головой. Мальчик прикрывает руками лицо — сейчас Зепп швырнет его с размаху на твердую землю. Но тот делает шаг, и другой, и третий, и тут сердце мальчика начинает биться как бешеное. Кровь стучит у него в висках, он кричит. Ему не слышно собственного голоса, он кричит громче, и все равно ничего не слышит. Он понял, что Зепп собирается с ним сделать. А остальные, они понимают? Они еще могут вмешаться, еще… Нет, теперь уже не могут. Зепп сделал что хотел. Мальчик падает.