— Чем лучше драконтолог свое разумеет дело, — говорит доктор Тесимонд, — тем более он способен субституировать отсутствие дракона. Высочайшая же сила находит себя не в теле дракона, а в его — как называется?
— Знании, — говорит доктор Кирхер.
— Именно. В знании. Уже Плиний пишет, что драконы знают траву, коей они оживляют своих мертвых сородичей. Найти эту траву — Святой Грааль нашей науки.
— Но откуда вообще известно, что бывают драконы? — спрашивает мальчик.
Доктор Тесимонд хмурится. Клаус наклоняется вперед и дает сыну оплеуху.
— Об этом нам говорит действенность субституции, — говорит доктор Кирхер. — Откуда мелкой твари вроде пиявицы взять целебную силу, если не из сходства с драконом? Почему киноварь лечит кожу, если не из-за того, что имеет алый цвет, как драконова кровь?
— Еще у меня вопрос, — говорит Клаус, — раз уж довелось беседовать с учеными людьми. Раз уж выпала такая удача.
— Пожалуйста, — говорит доктор Тесимонд.
— Если куча зерна. Если убирать да убирать по зернышку. С ума это меня сводит…
Батраки смеются.
— Известная проблема, — говорит доктор Тесимонд и делает жест в сторону доктора Кирхера.
— Где один предмет, там не быть другому, — говорит доктор Кирхер, — два слова же друг друга не исключают. Между предметом, называемым кучей зерна, и предметом, так не называемым, нет четкой границы. Естество кучи как кучи постепенно бледнеет наподобие тающего на солнце облака.
— Да… — говорит Клаус как бы сам себе. — Да. Нет, нет. Ведь… Нет! Из щепки не сделать стола. Такого, чтобы от него прок был. Никак не сделать. Ее просто не хватит. И двух щепок тоже мало. Если дерева на стол не хватает, так и не станет его хватать только оттого, что прибавили еще щепочку!
Гости молчат. Все слушают, как барабанит дождь, и как скребут ложки, и как ветер трясет ставни.
— Хороший вопрос, — говорит доктор Тесимонд и смотрит на доктора Кирхера.
— Предмет всегда соответствует сам себе, — говорит доктор Кирхер, — слова же по сути своей расплывчаты. Не всегда ясно, что есть предмет — гора или не гора, цветок или не цветок, башмак или не башмак, или же вот стол или не стол. Потому, когда Господь желает дать нам ясность, он говорит на языке чисел.
— Необычно мельнику интересоваться подобными вопросами, — говорит доктор Тесимонд. — Или вот этим.
Он указывает на пентаграммы, начертанные над дверью.
— Это защита от демонов, — говорит Клаус.
— Нужно просто вырезать эти знаки? Этого достаточно?
— Еще слова нужны правильные.
— Замолчи, — шипит Агнета.
— Но ведь со словами нелегко обращаться, — говорит доктор Тесимонд. — Со словами и…
Он вопросительно смотрит на доктора Кирхера.
— Заговорами, — говорит доктор Кирхер.
— Именно. Не опасно ли это? Говорят, что слова, которые отпугивают демонов, их же при определенных условиях привлекают.
— То другие заговоры. Их я тоже знаю. Не беспокойтесь, не спутаю.
— Молчи, — говорит Агнета.
— Что еще интересует нашего мельника? Что его занимает, что он желает знать? Что еще мы можем сделать, чтобы ему… помочь?
— Да вот с листьями, — говорит Клаус.
— Замолчи! — почти кричит Агнета.
— Пару месяцев назад я под старым дубом на поле Якоба Брантнера два листа нашел. То есть вообще-то это не Брантнера поле, это поле Лозеров, да только когда они за наследство судились, староста порешил, что это теперь поле Брантнера. Ну да неважно; так вот, эти два листа на вид совсем одинаковые были.
— Брантнера это поле, это уж точно, — говорит Зепп, он год батрачил в брантнеровском хозяйстве. — Врут Лозеры, вот уж их дьявол приберет.
— Если кто и врет, — говорит батрачка, — так это как раз Якоб Брантнер. А уж как он женщин в церкви разглядывает!
— А поле все же его, — говорит Зепп.
Клаус стучит кулаком по столу; все замолкают.
— Листья эти. Совсем одинаковые, каждая прожилочка, каждая царапинка. Я их высушил, я их показать могу. Даже лупу у торговца купил, когда он в деревню приходил, чтобы лучше разглядеть. Торговец редко приходит, его Хуго звать, на левой руке у него только два пальца, а ежели его спросить, как он остальные пальцы потерял, так он говорит: «Да что там, господин мельник, ну пальцы и пальцы».