Я изучала его невыразительные глаза, вертикальные морщины, что залегли между густыми бровями. Видимо, нечасто улыбается. А еще заметила, что волосы и борода у него бледно-рыжие, и если бы не зеленый цвет сюртука, он бы выглядел совсем бесцветно.
Он же рассматривал мои две косы, перекинутые на грудь; простенькое детское платье, нелепо смотревшееся на моей женственной фигуре; губы, которые я поджимала, не зная, как начать разговор.
Решив, что от меня еще нескоро дождется слов, обратился сам:
— Чем могу помочь?
— У меня есть… некоторая сумма, — начала рассказывать, смущаясь и краснея. Ведь я-то знаю, что она принадлежит Дирку, и что мой побег с деньгами похож на кражу. Как стыдно!
— Хотите оставить ее на хранение с правом истребования в любом отделении «Гномьего Банка?» Или перевести сумму в определенный город?
— А… что значит «с правом истребования в любом отделении»? — растерянно спросила я. Папа про такое не рассказывал. Он только отправлял деньги в Гронвиль, стараясь не возить больших сумм с собой.
— Передавая нам некоторую сумму, я подтверждаю это, ставя вам на руке или любом другом удобном для вас месте, невидимую метку. Обращаясь в другое отделение, вы показываете ее и можете забрать эту сумму или часть ее. Правда процент в этом случае будет повыше, но вам, как представительнице гномьего народа, сделаю хорошую скидку.
— А другие ценности можно оставить на хранение? — спросила набравшись дерзости.
— Можно. Ну, так что вы решили?
Услышав, что есть такой удобный для меня вариант, я задумалась: стоит сразу вернуться в Гронвиль, где меня запрут в комнате и выпустят только в день свадьбы. И неважно, будет это Дирк или кто-то еще… Или рискнуть и отправиться в Эльверд? Но одной добираться до него страшно. Однако если сейчас не решусь, уже никогда больше не смогу подобраться к мечте так близко. Но папа с мамой переживают…
— А письмо у вас можно послать?
— Родителям? — вскинул бровь пожилой гном.
— Да, — покраснела я.
— Обычно нет, но в вашем случае, юная Тилья Кален, сделаю исключение…
Я так обрадовалась! Ведь я волновалась за родителей. Не представляю, как там они? Но откуда он знает мое имя?
— Вы меня знаете? — спросила.
— Теперь о вас многие гномы знают. Такой шум поднялся из-за вашей пропажи. Так что написать родителям?
Вот теперь моя радость сменилась досадой: как же рассказать им про злоключения? Условием отправки банком моего письма была его краткость. Однако если кратко рассказать о бегстве с чужими деньгами — получается что-то похожее на кражу.
Заметив мою растерянность, гном спросил:
— Что-то еще?
— Нет. Думаю, как рассказать родителям о том, что случилось.
Мужчина вздохнул, покачал головой, затем взял перо, махнул в чернильницу и произнес:
— Рассказывай.
— На ярмарке нас с Дирком разделила толпа. Пользуясь случаем, я хотела узнать про академию. Но на обратном пути меня чуть не ограбили прямо среди белого дня… — вздохнув, продолжила рассказ: — Хотела вернуться к Дирку как можно скорее, но грабители, от которых чудом улизнула, искали меня по всей улице. И мне пришлось затаиться в укромном месте. Однако меня нашла собака, я испугалась, упала в реку и оказалась в Кулях. Там меня чуть снова не ограбили, но спас господин Грон. И теперь я тут…
— Еду домой? — уточнил гном, записывавший за мной все сказанное.
— Нет, в Эльверд, — возразила.
— А, может, все-таки домой?! — в его невыразительных глазах мелькнула насмешка.
— Я очень хочу научиться ковать! — мой ответ прозвучал донельзя наивно. Но это было правдой. — Папа запрещает и не хочет отдавать меня в ученицы. А учат только в Эльверде.
Мужчина вздохнул и подытожил:
— Гномье проклятье, тянущее к металлу.
— Не уверена, что желание учиться, проклятье, — осторожно заметила.
— Очень хочешь работать в кузне, любишь возиться с металлами и даже во сне видишь, как пылает печь, и алеет прут? — перечислил он прискорбно. — Значит, точно проклятье. Но можешь считать даром…