«Марс атакует!» вышел в американский прокат 13 декабря 1996 года. Отзывы были разноречивыми, а кассовые сборы посредственными. Не помогла и маркетинговая кампания, которая не сумела передать присущий фильму анархистский дух и проигнорировала его привлекательность для детской аудитории.
При прокате в США «Уорнеры» не знали, что делать с фильмом, — для них это вполне обычно. Так было всегда, и в некотором смысле даже лучше, что не знали. После ко мне подходили люди, по мнению которых рекламная кампания была плоха, но я в этом не уверен. Когда находишься в гуще событий, трудно судить объективно. В Европе, как мне известно, фильм имел гораздо больший успех. Там прокатом занималась европейская ветвь «Уорнер бразерс», и, похоже, дела у них пошли удачнее. И действительно, у меня есть ощущение, что европейская публика поняла и приняла картину гораздо лучше. У нее отсутствует это американское самомнение: мол, над какими-то вещами смеяться можно, а над какими-то лучше не стоит.
Более того, резонанс от картины был нивелирован неожиданным успехом, который имел тем летом «День независимости»[101], фильм с весьма близкой тематикой.
Просто случилось совпадение. Меня не предупредили, а потом кто-то говорит: «Снимается кино почти такое же, как у нас». Я еще подумал: «Да неужели? Ничего не слышал об этом». Потом «День независимости» вышел, ну и в какой-то момент я посмотрел его частично по кабельному и удивился, насколько он близок к нашему фильму. Ну да, оба фильма опираются на один и тот же жанровый канон. Но «День независимости» отличается по тону, он вообще совсем другой. У меня даже возникло ощущение, что мы сделали некую версию «Дня независимости» для журнала «Мэд»[102].
Музыку к кинофильму написал Дэнни Элфман, с которым у Бёртона вышла размолвка перед «Эдом Вудом».
Думаю, он был обижен на меня со времен «Кошмара». Работа шла тяжело, потому что все мы, включая Дэнни, Генри и Каролину, ссорились друг с другом, как кучка ребятишек. Такие у меня остались воспоминания, и думаю, что это был как раз тот случай, когда, как часто бывает в отношениях между людьми, необходима пауза, и этот перерыв пошел нам на пользу. Дэнни работает со многими режиссерами, а мне иногда необходимо попробовать что-нибудь новое, поэтому я с удовольствием сотрудничал с Говардом.
К тому времени, как вышел четвертый фильм о Бэтмене — «Бэтмен и Робин», Бёртон уже не имел отношения к этому бренду.
Я видел «Бэтмен навсегда», но последний фильм не смотрел. Просто не мог. У меня не было раньше опыта подобного рода, так что все это воспринималось каким-то сюром. Словно ты чем-то занимался, а потом прекратил, но оно так и осталось твоим. Как будто ты умер и смотришь на свое тело извне. Более внятно я это не могу описать. У меня не было эмоций типа «Мне это не нравится» или «Мне это нравится», я ощущал только шок от происходящего.
Успешно воссоздав один культовый комикс, «Уорнер бразерс» посчитали Бёртона самой подходящей кандидатурой для постановки другой аналогичной экранизации — «Супермена». Хотя «Уорнеры» выпустили уже три фильма о Супермене с Кристофером Ривом в главной роли (четвертый был снят на студии «Кэннон филмз»), начиная с картины 1978 года режиссера Ричарда Доннера, руководители киностудии полагали, что магия имени супергероя способна вытянуть еще один блокбастер. Продюсер «Бэтменов» Джон Петерс поручил кинорежиссеру, большому любителю комиксов, Кевину Смиту написать два варианта сценария на сюжет книги комиксов «Смерть Супермена», а обладатель «Оскара» Николас Кейдж был приглашен сыграть «Человека из стали».
Они пришли ко мне. Я не был особенно привязан к «Супермену» самому по себе, у меня осталось ощущение, что он в известном смысле исчерпан — в отличие от «Бэтмена»: в случае с человеком-летучей мышью наш подход весьма отличался от сериальной версии. Но «Супермен» не так давно уже был кинофильмом, и довольно успешным. Что было делать? Мне предложили снять собственную версию «Супермена» с Ником Кейджем, и я подумал, что это звучит неплохо, — Ника я люблю. Мы с ним встретились и обсудили вот какую идею: надо уделить больше внимания тому, что главный герой инопланетянин, — может быть, он впервые в жизни начинает ощущать, каково это — быть Суперменом. Трудность для меня заключалась в том, что он хорош на уровне комиксов, но кинематографисты, по существу, никогда не обыгрывали тот факт, что это конкретный парень в синем костюме, со смешным желтым ремнем и тому подобное. Он изображен гораздо более поверхностно, чем другие герои комиксов. Я, например, не могу понять до конца, каков Супермен в действительности, в то время как Бэтмена ощущаю человеком глубоко ненормальным и в какой-то мере представляю, о чем он может думать. Вот почему мы собирались немного углубиться и проанализировать, каково приходится пришельцу с другой планеты, который совершенно не такой, как другие, но должен это скрывать. Все комиксы в основном об одном и том же: о состоянии раздвоенности — что-то показано, а что-то скрыто.